– Дело уже закрыли.– Михаил откусил колбасы.– По указанию прокурора города.

– Сердечно признателен,– буркнул Онищенко.– И что теперь?

– Продолжайте работать.

– И что же, не будет никаких личных просьб? Ну там, информировать негласно о моральном и политическом состоянии оперсостава?

– Паша! – вмешался Логутенков.– Ты зарываешься!

– Ничего, Игорь Геннадиевич,– сказал Михаил.– Тем более, что Павел Ефимович прав. У нас есть и личная просьба. Мы хотим знать, чем именно занимался сотрудник отдела по раскрытию умышленных убийств Филькин в день печального инцидента. Есть предположение, что нападение на него – попытка помешать проведению расследования.

– Что-то он нарыл,– буркнул Онищенко.– Вы знаете, что?

– Нет,– покачал головой Михаил.– Но очень хотим узнать. Поможете?

– Помогу. Что еще?

– В ближайшее время мы, скорее всего, передадим вам, вернее вам, Игорь Геннадиевич, материалы по гражданину Пархисенко и еще по нескольким гражданам. Материалы неофициальные, но вполне достаточные для возбуждения уголовного дела.

– Добро,– кивнул Логутенков.– Посмотрим ваши материалы.

– А этот Пархисенко, случайно, не на Салтыкова-Щедрина проживает? – внезапно спросил Онищенко.

– Да,– Михаил поглядел на него с интересом.

– Кстати,– сказал Онищенко,– работник ремонтной службы обычно не носит сотовый телефон вот так вот, в кармане.

– Спасибо, учтем,– кивнул Михаил.– Вижу, мы в вас не ошиблись, Павел Ефимович.

– Паша,– сказал Онищенко.– Просто Паша.– Он хитро прищурился.– Еще по одной?

В кармане Дугина проверещал телефон.

– Слушаю.

– Это Юра. Она нашлась.

– Где?

– Дома.

– Все в порядке?

– Относительно.

– Хорошо. Подробности позже. Перезвони через два часа.

– Ага. До свидания.

– Прошу прощения,– произнес Дугин, поднимаясь.– Одна минута.

Он прошел в соседнюю комнату, набрал номер:

– Дугин. Герасимова нашлась… Сейчас – по месту проживания… Да, работаем. Спасибо, Андрей Ларионович. До связи.

Когда он вернулся на кухню, остаток водки уже был распределен по стопкам.

– Ну, за нас! – изрек Онищенко.

Выпили.

– Надо бы еще за одной… – задумчиво произнес старший оперуполномоченный.

– Мы пас! – Дугин и его спутник синхронно поднялись.

– Мой рабочий телефон,– Дугин протянул Онищенко листок бумаги.– Если будут новости… или проблемы – звоните.

– Я тебя по косе узнал! – заявил Груз.– Знатная у тебя коса.

– Не токо коса,– заметил его приятель, разглядывавший Дашу через зеркало заднего вида.– И с кого ж ты такие классные трусы сняла, сестренка?

– Попался один… любитель,– хмуро проговорила Даша.

– Да ну? Вернемся, потолкуем с ним? – Груз оскалился.

«Ну и рожа! – подумала Даша.– Натуральный ящер!»

«Ящер», впрочем, вел себя исключительно деликатно. Намеков не делал, вопросов не задавал. Вполне удовольствовался Дашиным: «Потерялась». Даша, впрочем, по поводу Груза иллюзий не строила. Если бы тот не видел ее в компании Кузякина, который в тот раз так лихо продемонстрировал свою крутизну, сейчас этот же джип, скорее всего, вез бы ее не домой, а в совсем другое место.

Джип затормозил около группы местных подростков.

– А ну иди сюда! – поманил одного из них Груз.

Подросток подошел с явной неохотой.

– Чего?

– Майку сними,– скомандовал Груз.

– А чего я сделал, Груз? – заныл подросток.

– Снимай, сказано!

Подросток неохотно стянул футболку.

– Ну?

– Дай сюда!

– Ты чего, Груз, в натуре?

– Глохни! Скажешь, я списал с твоего налога сотню. Свободен.

Футболку Груз бросил Даше.

– Накинь,– сказал он.– Скоро пост. Неча «гиббонов» дразнить.

На следующее утро Павлу Ефимовичу позвонил Артиллерист:

– Почему не в отделе, капитан?

– Я отстранен от оперативной работы,– грубо ответил Онищенко.

– Чтоб сей момент был! – отрезал Артиллерист и бросил трубку.

– Вскочили и побежали,– мрачно проворчал Онищенко, заставил вялые мышцы собрать воедино мясо и кости, а затем поднять то, что получилось и отконвоировать на кухню.

На кухне бойко функционировала теща. Завидев зятя в трусах и щетине, поджала губы, одарила взглядом, от которого может скиснуть даже сухое молоко. Худшие тещины прогнозы насчет этого пьяницы сбывались! Вот уже и с работы выперли. Теперь – по наклонной плоскости. Теща знала процесс не понаслышке. Как-никак, два раза замужем была.

– Доброе утро, мамаша! – изрек Онищенко, выпустив в тещу дальнобойный выхлоп.

Теща сморщилась, подхватила освежитель воздуха, попрыскала демонстративно перед собой.

– От твоего «доброго утра», Паша, мухи дохнут! – брезгливо процедила она.

– Главное, мамаша, чтоб не тараканы,– парировал Онищенко и присосался к банке с водой.

Многолетняя война тещи с тараканами должна была рано или поздно увенчаться победой тараканов.

Онищенко поплелся в совмещенный санузел, включил воду посильнее, устанавливая шумовую завесу. Из зеркала на капитана глянуло такое, что Онищенко тут же отвернулся.

«А який був гарный хлопець,– подумал он с тоской.– Если не посадят, брошу пить, пойду к Нечаю коттеджи строить. На свежем воздухе.» Вчерашняя беседа с «компетентными товарищами» виделась в туманной мути. И как-то не верилось, что они помогут. С чего это вдруг?

Вместо завтрака Онищенко позаимствовал из дочкиного тайника мятную жвачку.

Суржинская «Нива» стояла у подъезда. Онищенко подумал немного и решил обойтись без личного транспорта. Без оперских «корок» он стал бы легкой добычей любого инспектора. Не хватало еще пары листков в дело «о злоупотреблении служебным положением».

– Долго едешь,– вместо приветствия буркнул Артиллерист.– Пошли.– И повел опального опера вниз, к начальству.

В кабинете полковника обнаружились, помимо Самого, еще трое. Причем один – ни много ни мало – лично зампрокурора Центрального района советник юстиции Пал Палыч Ивашев. Второй – попроще. Начальник «убойного» – Сева Гелиманов.

– Есть предложение,– веско произнес полковник.– Перевести старшего оперуполномоченного капитана Онищенко из розыскного в убойный отдел нашего же района. Возражения есть?