— Ты не волнуйся, Игорь, — раздался с заднего сиденья голос Ивана Шарапова, — мы тебя не подведем. Все будет нормально.

— А я и не волнуюсь.

— Ну и хорошо.

Воздушная тревога застала их у трамвайных путей на 2-й Брестской. Шофер повернул и погнал автобус вдоль застывших трамваев.

— Мы туда с Кондратьевского переулка заедем, — повернулся он к Игорю, — а то, товарищ начальник, не выйдет у нас ничего. Площадь у вокзала людьми забита, в метро бегут.

— Тогда у «Смены» остановите, у кинотеатра, — сказал Муравьев, — мы там проходными…

Когда они выскочили из машины, по небу огромными циркулями ходили огни прожекторов. Их было много. Полосы белого цвета то расходились, то вновь встречались.

В их мертвенно-бледном свете узкий Кондратьевский переулок с двухэтажными домиками казался театральным макетом. Ракета вспыхнула внезапно. Лопнула в воздухе и рассыпалась десятками огненных брызг.

— Видишь, — сказал оперуполномоченный Самохин, — видишь, Муравьев, с крыши они пускают? С той крыши, — он ткнул стволом нагана в сторону пятиэтажного дома. Единственного высокого в этом «трехэтажном» районе.

— Шарапов, — Игорь не узнал своего голоса. Говорил не он, командовал другой человек, спокойный и уверенный в себе. — Берите людей, блокируйте подъезды, никого не выпускать. Я с Самохиным и Орловым на чердак. Только помните, что среди них Мишка.

Когда они подбежали к дому, над крышей вновь зажглась и погасла серия ракет.

Навстречу им из подъезда бежал какой-то человек с противогазной сумкой через плечо.

— Товарищи! Там… — он показал на крышу.

— Знаем, мы из милиции. Вы кто? — на ходу спросил его Игорь.

— Командир дружины МПВО.

— Заприте все подъезды, оставьте один. Ясно?

— Ясно.

— У вас ключ от чердака?

— У меня, только дверь там не отпирается.

— Понятно, где пожарная лестница?

— У первого и третьего подъездов.

— Шарапов, блокируйте выходы! — Игорь сбросил шинель. — Я наверх!

Муравьев подбежал к пожарной лестнице. Снова ракета прочертила в небе свой жутковатый след. Внезапно все существо Игоря наполнилось неведомой ему доселе ненавистью. Он подтянулся на руках, стал ногами на первую ступеньку.

Игорь не глядел вниз. Только наверх, только наверх. С каждым усилием мышц приближалось небо, перечеркнутое лучами прожекторов. Но ниже его была крыша. И карниз ее становился все больше и больше. Он не испытывал страха. Ненависть руководила сейчас всеми его поступками. Глухая ненависть к тем, на крыше, подающим сигналы вражеским самолетам, пытающимся открыть немцам дорогу на Москву. Наконец перед ним показалась последняя ступенька. Но Игорь не стал подниматься дальше, он пролез меж металлическими опорами и лег грудью на железное покрытие. Левой рукой он ухватился за палку, похожую на флагшток, а правой потянул из кармана наган. Сантиметр за сантиметром он втягивал себя на крышу. Когда в колени впилось что-то острое, Муравьев оперся руками и встал.

И тут он увидел ракеты. Они вылетали почти рядом с ним из слухового окна. Он неожиданности Игорь присел и сразу же увидел такое же окно рядом с собой. Тогда, не думая, он ногой выбил раму с остатками стекла, выстрелил два раза в темноту чердака и прыгнул.

Его спасло, что он оступился. Оступился и упал, больно ударившись грудью о балку перекрытия. Темноту в трех местах разорвали пистолетные вспышки. Над его головой противно взвизгнули пули. Лежа на полу, Игорь выстрелил дважды и откатился в сторону. Теперь он ждал этих вспышек и, когда они опять на долю секунды осветили чердак, выстрелил по одной из них три раза.

В глубине чердака вспыхнул свет карманных фонарей. Это товарищи спешили на помощь Игорю.

— Клади оружие! — крикнул он, и голос гулко и грозно раскатился под низким железным сводом.

Свет фонаря на мгновение вырвал из мрака фигуру человека. Матово блеснул в его руке пистолет. Игорь выстрелил, и человек упал. Чердак гудел от выстрелов и сильных равномерных ударов. С лестницы пытались высадить дверь. Прячась за деревянными опорами, Игорь пошел на этот стук, пытаясь найти дверь. Наконец он нашел ее и рывком сбросил массивный металлический крючок. На чердак ворвались люди с винтовками. Видимо, Шарапов позвал на помощь военный патруль.

Теперь уже перестрелка вспыхнула с новой силой, но преимущество было на стороне нападающих.

Постепенно свет фонарей начал сходиться, как бы замыкая кольцо. Вот он осветил ящик с песком и человеческое тело, распростертое на полу лицом вниз. И еще Игорь увидел двух людей, стоявших с поднятыми руками. Все было кончено. Троих ракетчиков пули поймали в разных углах чердака, двое сдались. Но ни Мишки, ни Резаного среди них не было.

Он выстрелил всего один раз в Харитонова. Выстрелил в упор и увидел, как тот оседал у стены. С одним было покончено. Тогда Мишка вылез в окно, по водосточной трубе спустился на балкон пятого этажа и лег на холодный цемент. Он должен был ждать конца боя.

Как только на чердак ворвались солдаты и гулкие, тяжелые выстрелы трехлинеек на секунду перекрыли хлопанье наганов, он понял, что игра сделана. Пора уносить ноги. Широков вылез на крышу. Путь отступления был продуман заранее. Дом стоял буквой Г. Необходимо добежать до противоположного конца, а там спрыгнуть на крышу детского сада. Дело плевое, всего какой-то этаж, потом по трубе вниз. И ищите… Он так и сделал. Вылез и побежал по крыше, но, посмотрев на секунду вниз, увидел темную фигуру человека… И не увидел, а понял, что этот человек целится в него.

Тогда Широков, не останавливаясь, выстрелил несколько раз наугад.

Иван увидел человека, бегущего по кромке крыши. Железо гулко отвечало каждому его шагу. Шарапов вскинул наган, норовя срезать его, словно птицу, влет… Он не почувствовал боли. Просто увидел почему-то ярко вспыхнувшую звезду, потом грузно осел, подвернув под себя руку с револьвером, и щека легла на что-то мокрое и мягкое.

Сначала он закричал. Потом начал трясти Ивана за плечи. Игорь никак не мог поверить в смерть этого человека.

— Врача, скорее врача! — кричал он.

— Перестань, Игорь, — сказал Самохин хрипло, — перестань, слышишь. Ему врач не нужен.

— А-а-а! — простонал Игорь и тут увидел тех двоих с чердака, стоявших под охраной бойцов. Продолжая кричать, он повернулся к ним и рванул из кобуры наган: — Гады! Всех!

Но на него навалились, вырвали оружие. И тогда Игорь сел на землю и заплакал.

Ивана Шарапова хоронили в последний день сентября. Он был прозрачным и ярким, этот последний день.