– К тому же у вас не было алиби.

– А что все люди делают в половине шестого? Правильно, возвращаются с работы домой. Но вам, полицейским, надо, чтобы в момент совершения преступления все пили коктейль с друзьями, вы хотите, чтобы сотни человек подтвердили алиби, поднесли его вам на блюдечке.

Допив последний глоток, он со стуком поставил кружку на стойку.

– Вот смотрю я на тебя, – сказал он, – и вижу, что ты дела моего не знаешь. Ты тут ни при чем, приятель. Я вот думаю, правомочен ли ты расследовать это дело даже во Франции.

– У вас был мотив.

Он снова усмехнулся. Похоже, наша беседа его развеселила. Если только не пиво сделало его таким жизнерадостным.

– Глупее не придумаешь! По-твоему, я бы убил ребенка из профессиональной зависти? – Он протянул свою толстую ручищу. – Посмотри на эту пятерню, приятель. Она способна творить чудеса. У Сильви были золотые руки, что правда, то правда. И у меня не хуже, спроси у кого хочешь. Да и повышение я, в конце концов, получил. Все это куча дерьма.

– Но вы же могли месяцами звонить Сильви только для того, чтобы ей напакостить.

– Нет, ты точно ничего не знаешь об этом деле. Иначе бы знал: в тот вечер убийца приходил в больницу и звонил Сильви Симонис оттуда. Измывался над ней из телефонной кабины, в нескольких метрах от ее палаты.

Этого я не знал. А бегемот тем временем продолжал:

– Он звонил из телефонной будки в больничном холле. Как, по-твоему, я бы втиснулся в эту будку с моим-то брюхом? – Он похлопал себя по животу. – Вот оно – мое алиби!

– Может, вы были не один.

Часовщик сполз со своего табурета. Тяжело опустившись на ноги, он встал передо мной. Ростом он был пониже, но весил, наверное, килограммов сто пятьдесят.

– А теперь убирайся отсюда. Это не твоя страна. У тебя здесь нет никаких прав, кроме права получить по морде.

– Золотая рука, говоришь?

Я прижал его правую руку к стойке и загасил окурок об один из перстней. Он было дернулся, чтобы поднять кулак, но вырваться не смог.

– Мое имя – Матье Дюрей, – сказал я. – Уголовная полиция Парижа. Можешь навести справки: я провел столько задержаний, что протоколами можно оклеить всю эту комнату. И не думай, что раз я соблюдаю правила…

Толстяк дышал часто, как тюлень.

– Я чувствую, что ты замешан в этом дерьме, жирдяй. По самые уши. Пока еще не знаю, как и почему, но будь уверен, я отсюда не уберусь, пока не получу ответа на все свои вопросы. И ни твои адвокаты, ни твоя сраная граница тебе не помогут.

Он источал ненависть всеми своими порами. Я отпустил его руку, взял свою чашку и осушил ее залпом.

– Угольно-черная. Семь букв.

– Темнота?

– Головня. До встречи, приятель!

От первой вылазки в Швейцарию у меня осталось тяжелое чувство. Пройдя таможню, я взял курс на северо-восток, в сторону Морто. По мере приближения к городу мне все чаще встречались щиты в форме колбас с надписью «Добро пожаловать!». Просто прелесть! Наконец, я обнаружил город, затерянный в узкой лощине. Крыши домов все больше коричневые – цвета опиума или, вернее, чтобы не изменять общему тону, – цвета кровяной колбасы.

Патрик Казвьель работал в детском лагере отдыха у горы Годишо к югу от Морто. Сверившись с картой, я свернул на департаментскую дорогу. Вскоре я увидел дорожный указатель, перечислявший все доступные в центре отдыха развлечения: байдарки, скалолазание, велотрек…

Трудно было представить Казвьеля в такой обстановке. После смерти Манон его не раз подозревали в грабежах. Как такой тип мог работать в детском лагере? Это уже даже не реабилитация преступника, а настоящее чудо.

Я шел по тропинке, пока передо мной не открылся комплекс зданий из неотесанных бревен, образовывавших прямой угол, очень похожий на ранчо первых американских колонистов, затерянное в девственном лесу. Едва я ступил на землю, как меня оглушил детский гвалт. Была суббота, и центр был переполнен.

Нажав на дверную ручку, я оказался в столовой. У входа висели десятки плащей. Широкие окна выходили на склон со скошенной травой, который вел к озеру. Около сорока ребятишек бегали, возились, кричали, опьяненные свежим воздухом. Я нашел следующую дверь и вышел наружу.

Воздух был напоен радостью и безудержным весельем. Серое озеро, зеленые деревья, запах свежескошенной травы и веселые детские голоса…

Этот простор, яркое солнце всколыхнули во мне давно забытые чувства. Даже не память о детстве, а предвкушение счастья, которое всегда с нами, пусть даже мы не можем его высказать. Словно предвкушение рая, беспричинное и безосновательное.

Мои мечты были прерваны воспитателем, который пожелал узнать, что я здесь делаю.

Я представился приятелем Казвьеля, и мне показали на лес у самой воды, за правым крылом здания. Я пошел напрямик через лужайку, обходя ребят, игравших в футбол и лапту, и обнаружил еще одну тропинку, которая вилась между елями.

Рядом с лесом я увидел огород с черными симметричными дорожками. Возле тачки, сидя на корточках, кто-то копался в земле. Я направился к нему, пробираясь между салатом и помидорами.

– Вы Патрик Казвьель?

Мужчина поднял голову. Голый по пояс, он работал, опустившись на колени. У него была бритая голова и правильные черты, в которых проступало что-то настораживающее. Что-то в нем было от Фредди Крюгера, убийцы с металлическими когтями, которыми он вспарывал животы спящих подростков.

– Вы Патрик Казвьель?

Он молча выпрямился. То, что сначала показалось мне оптическим обманом или игрой света, было вполне реальным. До ужаса реальным. Весь его торс был покрыт татуировками. Грудь и руки украшали переплетающиеся бредовые рисунки. По плечам взбирались два восточных дракона. На груди орел развернул свои крылья, а черно-синяя змея обвилась вокруг пояса. Он словно весь был покрыт чешуей.

– Да, это я, – ответил он, бросая в тачку пучок салата. – А кто вы?

– Мое имя Матье Дюрей.

– Вы из Безансона?

– Из Парижа. Уголовная полиция.

Он разглядывал меня без всякого стеснения, и я подумал, как выгляжу сам: слишком широкий плащ, мятый костюм, галстук сбился набок. Оба мы были хороши: легавый и бывший заключенный. Две карикатуры на ветру. Казвьель натянуто улыбнулся:

– Что, опять Сильви Симонис?

– Все еще она и ее дочь Манон.

– Не далековато ли от вашего участка вы забрались?

Я улыбнулся ему в ответ и протянул сигареты. Он отрицательно покачал головой.

– Я всего лишь предлагаю поговорить по-дружески, – сказал я, закуривая.