— Это с кем?

— Вряд ли ты о нём слышал. Его зовут Сергей Иванович, он человек необыкновенного ума и чрезвычайно сложной судьбы.

— Я согласен, но он, наверное, живёт в Алма-Ате?

— Ошибаешься. Этот человек живёт в Москве. Я вчера оттуда вернулся. Мы с Сергеем Ивановичем читали твою рукопись, вот тогда он и выразил желание поговорить с тобой.

— Ну… Если надо, я не против. А когда?

— Со временем сложно. С одной стороны, все завалены работой, а с другой, ты тоже не бездельник, в школе учишься. Кстати, директор тебя хвалит, а он словами не бросается. Фронтовик и офицер!

— Спасибо. Мы гордимся своим директором. Так когда?

— Думаю, самое лучшее время, это в конце августа. Тебя устраивает?

— Вполне. Я в настоящее время совершенно свободен, если, конечно, школьное руководство не будет против.

— Договорились. Теперь передай трубку Жумагалею Ахмедовичу, я с ним договорюсь.

* * *

Я передал трубку директору и вышел за дверь. Моя нынешняя судьба, судя по всему, закладывает очередной неожиданный вираж. Интересно, кто такой этот Сергей Иванович? Наверняка маститый психиатр-гипнотизёр, готовый выпотрошить моё сознание. Страшно. У меня уже есть опыт смерти, и не скажу, что он вдохновляет. С другой стороны… А, будь что будет! И кстати о гипнотизёре: Борис Иванович как-то обмолвился, что владеет гипнозом… Загляну-ка я к нему!

— Юра! — позвал меня директор.

— Я здесь, слушаю.

— Заходи, присаживайся. Товарищ Бауыржан Момышулы сказал мне, что ты передал ему очень интересную рукопись, и он хочет тебе помочь довести её сюжет до логического конца. Это верно?

— Да, это так.

— Не буду тебя расспрашивать, что там за литература такая, но признаюсь тебе: я очень встревожен.

— Почему?

— Не знаю. Весь мой жизненный опыт просто вопиет: что-то тут не так. Но я прекрасно знаю тебя и твоих родителей, я больше, чем себе доверяю Баука. Он не способен втравить тебя во что-то плохое, но ведь и хорошее может быть смертельно опасно.

Меня просто потрясла чуйка не такого уж и старого директора. Не имея никаких данных, на голом разуме понять, что дело пахнет кровью и смертью… Снимаю шляпу.

— Ну, как Вам сказать, Жумагалей Ахмедович, в целом всё пока спокойно и безопасно. Ничего противозаконного или нехорошего мы не делаем, и не собираемся.

— Я верю тебе, Юра. Ладно, не будем об этом. К завтрашнему выступлению ребята готовы?

— Мы, Жумагалей Ахмедович, как юные пионеры: всегда готовы!

— Молодец, Юрий. И помни: пока Ирина Сергеевна на гастролях, ты отвечаешь за всё в ВИА «Ария». А теперь ступай, у меня полно дел.

* * *

Крашеная белой масляной краской дверь с массивной железной ручкой. Стучусь.

— Кто там? — доносится из-за двери.

— Это я, Юра Бобров!

— Таким гостям я всегда рад. Заходи, дорогой!

Захожу. Главный врач больницы сидит за столом, перед ним разложена очередная подвесная система для спинальников. Одна из двух, что позавчера мы с Ленуськой принесли на испытания. Борис Иванович считает на логарифмической линейке и что-то увлечённо черкает в блокноте.

— Проходи, дорогой соавтор, присаживайся, вон свободное кресло. Чаю хочешь? Или чего покрепче?

— Ну-ну! — усмешливо хмыкаю я — Я попрошу чего покрепче, а Вы ответите: «Молод ишшо»!

— Ну почему же? Ещё я могу предложить кофе. Хотя вру. Кофе у меня закончился. С чем пришёл?

— На досуге подумал, как можно управлять протезом кисти руки, и пришёл к выводу, что это можно сделать довольно просто.

— Интересно. Наброски сделал?

Выкладываю на стол свои почеркушки и начинаю объяснять:

— Смотрите, Борис Иванович: это протез кисти руки. Протез имеет пневматический привод, а сам привод питается от подмышечного мешка. То есть, сжимаем мешок, кисть сжимается. Вот на запястье переключатель. При его помощи можно добиться несколько положений пальцев, я условно их назвал по предметам, которые можно взять: ложка, нож, рюмка, чашка, карандаш. Полагаю, что этими знаками, для наглядности, можно пометить положения переключателя.

— Действительно, всё просто. Давай наброски, я отдам их чертёжнику.

— Нашли чертёжника?

— Не поверишь, Юра, его и не надо было искать. Вернее её. Лариса Ивановна, учитель черчения сама вызвалась помогать. Она узнала от Давида Иосифовича о наших трудностях, и сама прибежала предлагать помощь. Сразу сказала, что от денег отказывается.

— Всё-таки святые у нас люди!

— Это точно. Но за труды мы её отметим.

— Само собой. Нужно только придумать, как это сделать ненавязчиво и не обидно. Вы уж Борис Иванович, подумайте как это сделать.

Посидели, поболтали о том, о сём, и я приступил к делу, ради которого пришёл в этот раз:

— Вчера я разговаривал с батей, он рассказывал как его заворожила цыганка и выманила все деньги. Вот мне стало интересно: а восприимчив ли к внушению я?

— Мне и самому это интересно, но видишь ли, есть законодательные ограничения применения гипноза.

— Ну что Вы, Борис Иванович! Во-первых, я Вас сам прошу. Во-вторых, сеанс проведём чисто из любопытства, а самое главное — мы же никому об этом не скажем, правда?

Борис Иванович задумался. Он подвигал письменные приборы на столе, покрутил в пальцах небольшую расписную матрёшку, передвинул её на край. Посмотрел на меня и вздохнул:

— Ладно, Юра. Раз ты просишь, проведу гипнотический сеанс, проведу. Устраивайся поудобнее, спинка у кресла мягкая, о неё приятно опереться спиной.

Мне действительно захотелось откинуться на спинку, что я и сделал. Руки удобно расположились на подлокотниках, ноги вольно и расслабленно вытянулись вперёд. Взгляд непроизвольно прилип к матрёшке, слегка качающейся от пальца врача. Стало лениво, спокойно и свободно: куда-то схлынули все проблемы, что одолевали меня последнее время. Впрочем, это чувства моего тела, вернее тела Юрия Боброва. Другая часть, то что именуется душой, со спокойным любопытством наблюдала за происходящим. Врач куда-то исчез, и в его кресле появилась цыганка, вся такая колоритная, словно из ансамбля «Ромэн»[76]. Цыганка печально и просительно улыбается:

— Юра, я добрая-предобрая, бедная и несчастная цыганка. Я нуждаюсь в деньгах, а ты, как добрый мальчик, должен мне их отдать. Отдашь?

Губы шевелятся сами собой:

— Если хочешь, я тебе оплачу обед в столовой. А ещё я могу помочь тебе устроиться на работу. Хочешь работать?

— Тебе жалко денег для бедной цыганки и её детей? Дай хоть немного.

— Бедная, говоришь? У тебя на шее и в ушах одного золота на пятьсот рублей.

Юрий Бобров чувствует поддержку меня-души и не поддаётся нажиму.

Миг, и цыганка превращается в маму. Мама ласково мне кивает и мягко спрашивает:

— Юра, говорят что ты близок с Ириной Сергеевной. Это правда?

Я-душа мягко касается