Когда Кирилл хватку ослабил, и я смогла воздуха вдохнуть, счастливое головокружение на самом деле ощущала. Обняла его покрепче и даже глаза ненадолго закрыла, чувствуя, как руки Кирилла по моему телу бродят, соскучившись.

— А руки я ему всё-таки оторвал.

Я сразу поняла, о ком он говорит, и довольно усмехнулась.

— Значит, всё-таки ты.

Он с ответом помедлил, а я, отстранилась и посмотрела уже серьёзно, внезапно забеспокоившись.

— Кирилл, ты с ума сошёл? Витька же жутко злопамятный!

— А пусть докажет.

— Будет он доказывать, как же! — И без перехода добавила: — Снимай пиджак, его почистить надо, а то пятна останутся.

Филин выразительно фыркнул.

— Признайся, ты всё это время с ума сходила из-за пиджака. Вот как ты тряпки любишь, а.

— Я хорошая хозяйка, — важно проговорила я, забирая у него пиджак.

Когда я из ванной комнаты вышла, вычищенный пиджак Кирилла аккуратно на плечики в прихожей повесила, то услышала голос Филина. Он в комнате с кем-то по телефону разговаривал, голос усталый и от этого чуточку равнодушный. Какие-то дела обсуждал, а я пиджак, наконец, в покое оставила, замерла ненадолго, прислушиваясь к его голосу, а потом в комнату заглянула. Знаете, бывают в жизни такие моменты, похожие на маленькие озарения. Вроде живёшь, уверенный в чём-то, например, в том, что ты любишь определённого человека, ты уверен в этом, и каждый день утром просыпаешься с этой уверенностью. А потом, неожиданно, происходит что-то, и совсем не из ряда вон выходящее, что-то обычное и даже повседневное, но тебя это заставляет замереть и у тебя появляется шанс взглянуть на всё как бы со стороны. Итог таких взглядов бывает разный. Некоторые понимают, что живут как-то не так, что им не хватает в их жизни чего-то существенного, а другие наоборот осознают, что всё идёт как надо. И больше того — что счастливы. Или что рядом с ними человек, которого они любят, знают об этом, но вот именно в такие секунды очень остро понимают, что на самом деле любят. Я сейчас чувствовала нечто подобное. На Кирилла смотрела, можно сказать, что разглядывала как никогда пристально, и он в этот момент ничего особенного не делал, на моём диване сидел в расслабленной позе, ноги вытянул, в комнатке моей маленькой весьма колоритно смотрелся в своей белоснежной накрахмаленной рубашке, локтем в потёртый подлокотник упирался, волосы снова взъерошил, а я заметила, как на его мизинце кольцо сверкнуло. Обычное золотое кольцо, вроде обручального, гладкое и широкое. И я всё это любила в нём. Такое щекочущее нервы ощущение, понимаешь, что контролируешь не всё, даже в себе, что дай волю своим чувствам, и станет стыдно, причём и тебе, и всем окружающим, за то, как ты эти самые чувства проявлять начнёшь. Хочется прикасаться, целовать, требовать ответных признаний… В душе всё поёт, и от этого немного страшно.

Когда Кирилл разговор закончил, я сразу подошла и обняла его за шею, поцеловала в затылок.

— Успокоилась? — заинтересовался он. — Пятен нет?

Я рассмеялась.

— Нет.

— Замечательно.

— Ты останешься?

— Под снег с дождём в одной рубашке точно не пойду.

— Только из-за этого?

Кирилл голову повернул и посмотрел на меня, пальцем к кончику моего носа прикоснулся.

— Думаешь, я не понимаю, что ты меня одурманить решила?

— Скорее уж соблазнить.

— Не верю. У тебя всегда планы масштабные. А соблазнить — это что? Это слишком мелко для тебя.

Я обошла его и на диван села, прижалась к его боку.

— Ты меня боишься, Кирилл.

— Что? — Он попытался мне в лицо заглянуть.

— Боишься, — повторила я. — И я даже знаю почему. Но как бороться с твоими страхами я, честно скажу, не знаю.

— Ника, давай обойдёмся без психоанализа.

— Не могу. Должна же я тебе объяснить.

Кирилл решил устроиться поудобнее, он возился, попыхтел немного, недовольный тем разговором, что я завела, но меня всё равно обнял, чтобы мне удобнее сидеть было. Побоявшись его окончательно из себя вывести, я его за руку взяла и погладила кольцо.

— Всегда хотела спросить, откуда оно.

— Бабушкино, обручальное. Она мне его перед смертью дала. А я ношу вот… зачем-то.

— Широкое… Раньше все обручальные кольца были широкие, да? А сейчас тонюсенькие.

— На нём внутри гравировка, дед бабушке подарил. Май сорок пятого. Они поженились сразу, как только он с войны вернулся.

Я свои пальцы с его переплела и кольцо разглядывала. Кирилл руку свою скоро освободил, по плечу моему провёл, а потом его ладонь легла на мою шею, подбородок мне поднимая. Я оказалась лежащей у него на руках, он в глаза мне смотрел, потом наклонился и поцеловал, но руку так и не убрал, голову я повернуть не могла, приходилось смотреть ему в глаза.

— Мне не очень нравится, что ты всеми силами пытаешься нащупать моё слабое место, — проговорил он мне в губы, прекратив целовать меня. — А ещё больше мне не нравится, что ты собираешься на это место давить в дальнейшем.

Я губы облизала, сглотнула, чувствуя, как двигается горло под его пальцами.

— А что мне ещё остаётся? Просто быть ещё одной из… Не могу.

Он улыбнулся вполне дружески.

— Потому что ты избалованная.

— Нет. Просто знаю, что по моему сценарию будет гораздо интереснее.

— Не увлекайся, — Кирилл быстро поцеловал меня в губы. — Сочинением сценариев.

Он хотел подняться, уж не знаю, куда отправиться решил, но я потянула его обратно. Долго уговаривать не пришлось, правда, вскоре пожалели, что диван поленились разобрать. Когда этого уже хотелось меньше всего, пришлось вставать, одежду с пола собирать, зато это обстановку разрядило. Кирилл перестал кидать на меня изучающие взгляды и все разговоры о моём стремлении его на себе поскорее женить, были забыты. Филин диван разложил, точнее, пытался это сделать, смеялся над самим собой, над тем, что совершенно позабыл, как это делается, а я, отправив его на кухню, ужинать, диван застелила.

— Так что там с твоим казино? — спросила я будничным голосом, когда Кирилл в постель улёгся. До этого минуту к нему приглядывалась, пытаясь в его лице заметить недовольство, но оно, судя по всему, растворилось без следа. Что и не удивительно. Чем плохо? Накормили, приласкали, спать уложили, а то, что спать этой ночью ему придётся не на шикарной кровати с ортопедическим матрасом или не под балдахином (каждому своё, как говорится), так это неудобство в дальнейшем лично ему исправлять придётся. Всё от него зависит.

Филин, за пару секунд до этого руки за голову закинувший и устроившийся с удобством, на меня посмотрел с недоумением.

— Тебе зачем?

— Ну как, — искренне удивилась я. — Всё-таки я за него страдала. Могу спросить?