Лиза Богданова: Присядь где-нибудь пока. Я уже бегу.

– Простите, пожалуйста, – тарахчу одновременно с тем, как поднимаюсь. – Мне нужно срочно уйти, – сгребаю вещи в рюкзак и выхожу из-за парты. – Простите, – выдыхаю еще раз, когда приходится встретиться с профессором Курочкиным взглядами.

Очень неудобно, что мне снова с его лекции сбегаю. Но бросить сестру в беде я, конечно же, не могу.

– Тему вы знаете – изучите самостоятельно, – вроде как спокойно отвечает преподаватель. Не понимаю, почему его зовут Франкенштейном… Кто это придумал? – До свидания!

– До свидания!

Выхожу на коридор. Суетливо оглядываюсь. Но он оказывается абсолютно пустым. И таким тихим, что я слышу свое участившееся дыхание.

Может, Сонечка зашла в одну из аудиторий? Надо ей позвонить.

Едва я стягиваю с плеча рюкзак, как на этаже появляется Чарушин. Мы давно не сталкивались вот так – непосредственно лицом к лицу. Да еще и наедине. Естественно, меня моментально охватывает сильнейшее волнение. Сердце со всех сторон, будто кинжалами пронизывает. Столь же резко стискивает – зажимает, словно в металлические тиски. А оно ведь несется. Пытается. Так больно… Задыхаюсь!

Артем подходит совсем близко. Я смотрю ему в лицо, вдыхаю его запах, ощущаю безумную энергетику. Жар охватывает грудь, скатывается в живот и вновь совершает подъем вверх, чтобы плеснуть искрами на все стороны и поразить мой организм дикой вспышкой смущения, бешеным выбросом адреналина и головокружительным вихрем запретного трепета.

– С Соней все нормально. Это я попросил, – сообщает с какой-то глухой одержимостью.

– Не надо… – все, что я успеваю прошептать, прежде чем Чарушин подхватывает меня и закидывает себе на плечо.

Соображаю, что должна сопротивляться лишь, когда он выходит на лестницу. Молочу кулаками по спине, не прикладывая особой силы. Не могу его ранить. Поэтому вся моя возня, очевидно, выглядит, смехотворно. Артем быстро сбегает на первый этаж и устремляется в сторону эвакуационного выхода, который находится рядом со спортзалом.

Меня охватывает паника, когда понимаю, что сегодня Чарушин не просто поговорить хочет. Он меня увозит! Весь мой организм ловит острую фазу стресса. Сердце, пульс, сбившееся дыхание – все это создает какую-то абсолютно сумасшедшую какофонию звуков. Одуряющий грохот и парализующая частота. Если бы не все эти биты, решила бы, что скоропостижно умерла. Ведь я оказываюсь на переднем сиденье машины Чарушина и не пытаюсь из нее выбраться. Оцепенело застываю, пока Артем не занимает водительское место.

Смотрит на меня. Чувствую. И после отрывистого вздоха осмеливаюсь отразить его взгляд. Глаза в глаза – столкновение такой силы, что мир трещит и раскалывается на осколки. А с ним и моя воля.

Чарушин ничего не спрашивает. В этом нет необходимости. Все ответы отражает мое лицо. Поэтому он просто заводит двигатель и выезжает со двора.

Нам нельзя… Я не должна быть с ним… Если кто-то узнает…

Никто не узнает…

Я слабая. Всю дорогу молчу. Поглядываю на Артема. Наслаждаюсь и сгораю. Убеждаю себя, что еще пару минут и попрошу его вернуться. Но… Мы подъезжаем к даче, а мне так и не удается заставить себя это сделать.

Я другая? Я снова другая?

Хочу урвать эти запретные мгновения. Не могу себе отказать.

Молча выбираемся из машины. Молча заходим в дом. Молча избавляемся от верхней одежды и обуви.

Вжимая ступни в пол, нерешительно мнусь у порога, пока Артем, сдержанным приглашающим жестом, не указывает в направлении гостиной. Сцепив перед собой руки в замок, шагаю первой.

Шторы задернуты. В помещении царит мягкий полумрак. И застоявшаяся тишина. Мое шумное дыхание, вырываясь из-под моего контроля, на мгновение поддевает ее и запускает воздух первые волны напряжения. Первые, потому что даже при учете, что я быстро консервирую эту функцию, стоит мне обернуться к ступающему строго следом за мной Чарушину, разлетаются следующие потоки тока.

Он продолжает идти, несмотря на то, что я прекратила движение. Мои глаза начинаются слезиться – так интенсивно его рассматриваю. Крупные руки, мощные плечи, крепкая шея, покрытый темной щетиной твердый подбородок, приоткрытые губы, трепещущие ноздри, горящие эмоциями глаза, обострившиеся скулы, бритые виски, каждый сантиметр его кожи.

Он… Чарушин… Мой Чара Чарушин… Он выжигает своим темным взглядом столько потребности, восхищения, тоски и ошеломляющего голода. Я не способна все это отразить. Принимаю и слабовольно выпускаю ответную лавину.

Все мое тело электризуется в ожидании того, что он прикоснется. Напряжение такими скачками растет, что мне становится страшно… Страшно, что как только Чарушин это сделает, я взорвусь.

И то, что он замирает, не трогает, не двигается… С каждой секундой трясет просыпающийся внутри меня вулкан.

– Как у тебя дела? – спрашивает Артем.

– Очень скучала по тебе, – внезапно выдаю я.

Сама своего откровения пугаюсь. Резко выставляю руки, едва Чарушин шумно выдыхает и шагает ближе. Застывает, сдерживаемый лишь моими ладонями. Но давление с его стороны не ослабевает. Слегка наклоняясь, смотрит на мои подрагивающие пальцы, а когда поднимает глаза, замечаю в них какой-то новый блеск. Меня от него сотрясает. И ладони пораженно соскальзывают.

Еще один глухой вздох... Еще один шаг… Еще один пробивающий чувствами, словно током, взгляд… Падение. Резкий подъем. Нежные, но сковывающие объятия.

– Лиза… – разящий лаской хрип.

Я коротко вздыхаю и, как маленькая, ничего не решающая деталь, покорно вбиваюсь в тот паз, что является моей функциональной частью. Моим домом. Без него я не живу.

По крайней мере, та из моих личностей, которая другая. Та, которую Чарушин сам взрастил. Та, которая моментами сильнее устаревшей девятнадцатилетней версии меня.

Мы долго обнимаемся. Так долго, что от неподвижного стояния начинают болеть ноги. А потом Артем ведет меня к дивану, и я…

– Можешь раздеться? – прошу неожиданно для самой себя. – Толстовку… Снять… – стыдливо поясняю охрипшим голосом, ощущая, как кожу заливает жар. – Я хочу к тебе прикоснуться.

Так сильно хочу, что готова за эти минуты умереть.

– Понял.

Чарушин подевает ворот со спины и охотно стягивает кофту вместе с футболкой. Оставаясь в мягких спортивных штанах, откидывается на подушки. Почти падаю на него сверху, потому что он не отпускает. Замираем тяжело дыша. Я скольжу ладонями по горячей и упругой коже. Грудь, плечи, шея, затылок, верх спины.

– Ты – любимая моя… – бьет огнем его дыхание у виска. А секунду спустя простреливает и в сердце. Оно начинает кружиться, словно птица. С обоими крыльями – моим и его. Вместе. – Я зациклен на тебе… Запилен пожизненно, понимаешь? – выдав это, вжимается носом мне в щеку и, вызывая волны сладкой дрожи, совершает мощный засасывающий вдох. – Ты даже пахнешь особенно.