– Ну-у… Я бы ему намекну-у-ла, дала поня-я-ять, мягко, но очень четко; или мы женимся, или гуляй, папаша.

– Под дулом пистолета? Кому такая женитьба нужна?

– А как мы с Майклом поженились? Ты что, не помнишь?

– Помню, как же не помнить. Ты его изнасиловала.

– Что только я ни делала, помнишь? И ревность пыталась в нем пробудить, и так, и этак. Ничего не помогало! В конце концов, я уже отчаялась, думаю, черт с тобой! Говорю: «Или женимся, или расходимся. Все, надоело!» И сработало. Я это все уже на себе прошла. Поверь, это единственный метод.

– Кому же такой метод нужен? Ведь дело не в самой этой бумажке, жена там или не жена, а в том, чтобы ему самому этого хотелось. Чтобы он сам, без принуждения сделал предложение.

– Не жди. Он никогда не сделает, – говорит она. – Как ты не понимаешь, ведь зачем ему это нужно? Так он живет с тобой, в твоем лице он имеет все – женщину, друга, близкого человека, но обязанностей у него никаких нет. Если же он женится, во-первых, он рискует, у него свой бизнес, кажется, да? Значит, вдруг когда-нибудь вы разойдетесь, он должен будет тебе платить алименты. Потом, если он покупает дом один, а потом женится – этот дом уже его. Если же он покупает дом, когда он женат, то неважно, кто там его зарабатывал, в случае развода дом делят пополам.

– Когда любишь человека, ты не думаешь о разводе и о том, что там ему придется платить, если вы вдруг разойдетесь.

– Думаешь, думаешь. – Танька выдыхает дым. – Он мужик себе на уме, я видела его рожу. Это ты у нас живешь в облаках. Поверь мне, если ты его не прижмешь, ничего не будет.

Я не возражаю Таньке вслух, она у нас девочка, живущая слишком сильно на земле, хоть и считает, что это я чересчур в облаках. Достаточно, что я сама точно знаю, – когда любишь человека по-настоящему, ничто не имеет значения, тем более – какие-то алименты в случае возможного развода. Если такие мелочи могут останавливать, то это значит, что чувство не слишком сильно. Но Таньке этого не понять.

– Чего это ты вся так раскисла? Да перестань! Все они, мужики, одинаковы, – говорит она.

Я объясняю ей, что дело здесь не только в женитьбе, что он вообще со мной холоден, что я не уверена, любит ли он меня.

– О-о-о-й! – говорит она. – Ты по ласкам и нежностям себе выбираешь мужа? Ты помнишь моего бой-френда Никиту?

– Помню, конечно.

– Ну ты помнишь, какой он был?

– Помню.

До того как Танька нашла своего Майкла, она собиралась замуж за Сэма, потому что у Сэма был свой бизнес, а трахаться бегала к Никите, потому что Никита в этом смысле был незаменим.

– Ласковее и нежнее мужика трудно на земле сыскать. Я порой и теперь еще его вспоминаю. Тоскую по его ласкам. Но что толку с одних ласк? Работать он не хотел. Работа в такси, видите ли, его унижала. Целый день сюсеньки да поцелуйчики, ни пойти куда-нибудь в ресторан, ни в театр, ни поехать отдохнуть где. И потом, ты перестаешь его уважать, если он целый день лежит, баклуши бьет.

– Ну, а Майкл?

– Майкл, вот то же самое, что твой Гарик. Все мужики, которые делают бабки, – такие. Понимаешь, когда человек занят, когда у него в голове дела, дела, дела, ему не до нежностей.

– Неправда! Как бы я ни была занята, для нежности я всегда время найду.

– Мне тоже раньше так казалось. Меня, думаешь, не мучила холодность Майкла?

– А что, он тоже холоден?

– Ну да. О чем же я тебе говорю? А как пошла работать, как вошла во всю эту рутину, так мне самой уже не до этого. Бывают дни – пожрать некогда. И голода не чувствуешь, когда занят.

– Так для чего же забивать себя так?

– Ну… Это жизнь. Чтобы выжить, нельзя бить баклуши. Что для тебя важнее – поцелуйчики или ощущение надежности, защищенности? Ведь подумай, с таким, как Никита, ты и ребенка родить не можешь. Кто будет платить за госпиталь, докторам? Или будешь рожать дома? Ребенок вырастет, его надо отдать в приличную школу, после школы – колледж… Что ты! Нужны деньги, деньги, деньги! Потом, мало ли что в жизни может случиться! Вдруг ты заболеешь? Охота тебе у самых худших, бесплатных докторов лечиться? Ну, подумай, какой уважающий себя врач лечит по медикейду?

– Моя беда в том, что я просто его полюбила. Плевать я хотела на его деньги, – сказала я, хотя в глубине души меня поразило, что Танька упомянула именно о докторах и хороших школах, именно о том, о чем я сама не раз задумывалась.

– Это тебе так кажется. Здесь дело не в деньгах, а в ощущении надежности, которое дают деньги. Ведь согласись, это ощущение – не последняя деталь, на которой базируется твоя любовь?

– Я слишком хорошо помню это чувство защищенности, которое пришло в мою жизнь с появлением Гарика и которое, если и не сделало мою жизнь счастливой, то, по крайней мере, освободило меня от кошмара: быть брошенной в водоворот жизни, когда вокруг тебя плавают акулы, а ты даже не умеешь плавать. Гарик был для меня, как спасательный круг. Но это никак не связано с тем, делает он деньги или не делает. Это, скорее, его личность в целом.

– Правильно, личность в целом. Но способность делать деньги, вместо того чтобы валяться в постели, – это часть личности.

– Ну ладно, ты мне лучше о себе расскажи. Какие у тебя там новости? – говорю я.

– Поверишь? Вот так крутимся чего-то, вертимся, дни уходят. Даже рассказать тебе нечего. Вообще, я тебе скажу, замужняя жизнь – не такое уж и счастье. Может, тебе и не нужно особо суетиться. Работаем. Устаем. Вечером, пока я доползаю до постели, он уже спит, так устает.

– О, это мне знакомо! – усмехнулась я.

– Но меня это уже не мучает. Я сама устаю так, что мне уже ни до чего.

– Объясни мне, зачем делать свою жизнь такой, когда тебе уже не до чего?

– Ну, а как иначе? Это жизнь. А что делать? Ой! Я же забыла тебе сказать! Мы же в Италию ездили отдыхать! Пять дней, четыре ночи. Это такой тур.

– Прекрасно. Год быть роботом, чтобы потом на пять дней поехать в Италию.

– Ты неисправима, – смеется Танька. – Италия, конечно, сказка! Столько мы там насмотрелись! Отдохнули – здорово! Кстати, должна тебе