litbaza книги онлайнСовременная прозаКогда ты рядом - Лин Ульман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 68
Перейти на страницу:

Белые халаты не обращают на него внимания.

У белых халатов нет лиц, одни только руки, бесконечное множество рук, кажется, все они принадлежат одному телу. Словно ты оказался в заботливых щупальцах гигантской белой каракатицы, думает Юхан и открывает рот, чтобы сообщить свое наблюдение врачам, но слова застревают в горле. Скоро хирург еще раз воткнет в него нож, слой за слоем разрезая кожу, хрящи и мускулы, и все это время будет течь кровь. Хотя здесь все такое белое, холодное и неподвижное, как на дне огромного океана. А когда женщина-анестезиолог — голос без лица, один только голос — мягко и с бесконечной нежностью прошепчет, что сейчас он уснет, он увидит перед собой чуть заржавевший хлебный нож в выдвижном ящике (в том, что сверху) на их вэрмландской даче, он увидит перед собой Май, которая только что пекла хлеб, а может быть, это его мать?

Может быть, это мать?

Когда все кончится, он расскажет белым халатам и всем остальным, кто обитает здесь, на дне океана, расскажет о вкусе домашнего хлеба с маслом и свежей лесной земляникой.

Мать Юхана звали Агнес Линд. В 1930 году она вышла замуж за будущего отца Юхана, Хенри Слеттена, осторожного доброжелательного мужчину, отличительной чертой которого была любовь к походам в кино, даже (когда настали те самые времена) на цветные немецкие фильмы, финальную реплику в которых написал Геббельс. Отец был конторским служащим, а мать секретарем. Вместе со своими детьми, с Юханом и его старшей сестрой Анне, они жили в трехкомнатной квартире на улице Уле Вига на Майорстюен в Осло. Дети учились в школе на Майорстюен, жизнь шла своим чередом без особого драматизма. Когда наступил мир, двенадцатилетний Юхан слышал, как иногда из кухни раздается низкий голос матери, напевающий:

В моем крохотном цветочном мире

Счастье остается навсегда.[17]

Самым роскошным праздником в году для всей семьи, во всяком случае для детей, а особенно для младшего, Юхана, был сочельник. Одним этим словом все сказано. Если повторить его много раз, то перед глазами словно бы разворачивается большой зеленый веер, украшенный яркими мазками разных красок.

Рождество праздновали у бабушки Юхана, вдовы Линд, решительной седовласой дамы, которая, несмотря на свою строгую внешность, а также на то, что в подарок она получала по большей части домашней вязки шарфы и колготки, обожала свою семью. Когда утром в канун Рождества она накрывала стол белой камкой, расставляла синий фарфор и красивый хрустальный сервиз, в котором только на самых простеньких стаканах была всего лишь пара сколов; когда она зажигала свечи на рождественской елке, которую Юхан с сестрой украшали вечером накануне; когда бабушка переодевалась в свое самое красивое красное платье, — так вот, когда все приготовления были окончены, она вставала перед окном, возле красных портьер, в своей квартире на Фрогнере, со стаканчиком хереса в руке и ждала гостей. Наконец они появлялись внизу за окном, в зимних сапогах, длинных пальто и вязаных шапках, с подарками в руках, пробиваясь сквозь снежные объятия прекрасным зимним вечером в свете фонарей, и она шептала самой себе: «Смотри-ка! А вот и мое маленькое семейство!»

Дыхание сперло в груди. Началось, и все сразу. Он пока еще не раскрывал глаз. Но уже началось, все посыпалось вперемешку. Сочельник. Бабушка. Мать.

Мать Юхана, которая перед смертью прибиралась в своем крохотном мире… Он слышал ее голос, где-то далеко-далеко, за дверью, но это была не та голубая дверь в спальню, не та запертая дверь, отцовские «небесные врата», а дверь в кухню, ее-то уж точно не назовешь непристойной или еще как-нибудь в этом роде, это надежная дверь, она всегда была приоткрыта. В щелку виднелся кусочек материнских волос, слышался ее голос.

Канюля в руке боли не причиняла, простыни были белые, чистые, накрахмаленные, их стирали при стоградусной температуре в одноглазой стиральной машине в подвальной больничной прачечной. Белые халаты входили и выходили из комнаты. Его тело не представляло для них никакой тайны. Они раскрыли его, заглянули вовнутрь, перещупали разные органы, потрогали то, что пульсировало, дышало и жило. Но само чудовище трогать не стали. Отрезали понемногу тут и там. А чудовище не тронули. Крыса! Ведь это крыса поселилась у него внутри. Она танцевала, насвистывала, спаривалась и выпрыскивала новых крысят прямо у них перед носом.

Скоро его переведут из отделения интенсивной терапии. Обратно в палату к другим пациентам. Май уже была у него, сидела на краю кровати, встречала его взгляд, когда он отходил от наркоза, держала его за руку, гладила по щеке. Вскоре после того, как она убедилась, что Юхан окончательно очнулся и полностью пришел в себя, она прошептала, что врачи ничего не смогли сделать.

Белые халаты разрезали его, заглянули внутрь и пришли к заключению, что тут ничего не поделаешь.

Оставалось только зашить его снова.

— Юхан, ты понимаешь, что я говорю? — прошептала Май.

— По-моему, да.

— Я хотела сама тебе об этом сказать. Не хочу, чтобы…

Юхан кивнул и поднял глаза:

— Май, милая, ты знаешь, что мой отец покрасил дверь в спальню голубой краской? Он называл ее небесными вратами.

Май наклонилась к нему и поцеловала его в губы.

Он почувствовал запах ее длинных волос. Они пахли яблоками. А может быть, грушами. Какими-то фруктами.

Позже его перевезли в шестиместную палату. Там было только одно свободное место. Кто-то из больных кашлял. Юхан попросил, чтобы его кровать отгородили ширмой. Его просьбу выполнили. Об инъекции морфия ему просить не пришлось. Ее он и так получил.

Это произошло в середине августа. Через три недели Юхан был мертв.

Ни для кого это не стало неожиданностью. Он мог бы прожить еще месяц, а может быть, два. Кто знает. Но в конце концов чудовище бы все равно победило, а боли, возможно, были бы вполне терпимыми, а возможно, и нет. Во всяком случае, Май решила, что Юхан больше не выдержит. Однажды вечером она присела к нему на край кровати.

— Юхан, — шепчет Май, но Юхан не отвечает, только тихонько постанывает. Она смотрит на него долгим взглядом. Наконец она раскрывает сумку и достает два шприца. Она все приготовила. Так надо. Нельзя рисковать: вдруг кто-то придет и помешает, начнет читать пламенные речи, а может, она сама потеряет мужество, когда достанет шприцы с пузырьками.

— Юхан, — повторяет Май.

Он открывает глаза и смотрит на нее немигающим взглядом.

— Время пришло… правда? — спрашивает она.

Он смотрит ей в глаза.

— Юхан, время пришло. — На этот раз она уже не спрашивает.

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?