– Кто звонил мне, представившись вашей матерью?

– Наверное, моя мать.

– Нет.

– Тогда не знаю, – сказал он без тени любопытства. – Следующий вопрос.

– Что случилось с «тойотой-камри», которую Грег купил у дяди?

Мартин сглотнул и сделал вид, что изучает книги на полке.

– Он купил ее для друга.

– Для кого?

– Не знаю.

– На что вы потратили сто тысяч долларов, которые родители дали вам на высшее образование?

– На высшее образование. Я учился семь лет. Сегодня это дорогое удовольствие, мисс Спеллман, хотя откуда вам знать?

Я улыбнулась. От брата еще и не таких оскорблений наслушаешься!

– Вам не стоило приезжать, – сказала я. – Ваш друг шериф врет куда лучше. Он, по крайней мере, не потеет. Вы прекрасно знаете, что случилось с вашим братом. И если хотите, чтобы я отстала, придется все мне рассказать.

Мартин встал и посмотрел на меня угрожающе.

– С вами свяжется мой адвокат, – пробормотал он и ушел.

Я поехала к Берни. Возле дома стояла машина Джейка Хэнда, а сам он спал. Я бы с радостью сдала его маме, но мне это было только на руку.

Ночью позвонил Дэниел:

– Изабелл, ты где?

– Я у Берни.

– Кто такой Берни?

– Старый друг моего дяди.

– И почему ты с ним?

– Я не с ним. Я живу в его квартире, а сам он уехал из города на несколько дней.

– А, понятно, – успокоился Дэниел. – Угадай, кто мне сейчас звонил.

– Полиция?

– Твоя мама.

– Только хотела сказать.

– Это не смешно. – Он явно терял терпение.

– Извини. И зачем она звонила?

– Попросить о помощи. Она хочет, чтобы ты отстала от семьи Сноу. Они собираются подавать на вас в суд. Чем это грозит?

– Суд может вынести нам предписание о пресечении сыскной деятельности.

– Что, правда?

– Дэниел, не волнуйся ты. Мартин блефует.

– Я больше волнуюсь из-за твоего поведения.

– Мама сама не знает, что говорит. Слушай, когда я закончу работу, все станет нормально. Обещаю.

– В том-то и дело, Изабелл! Ты, кажется, уже забыла, что нормально, а что нет.

Мне удалось убедить Дэниела, что я все помню, хотя и сама не была до конца в этом уверена. Стало быть, завтрашняя встреча отменяется. Вряд ли Дэниел горит желанием несколько часов кряду смотреть телевизор. Я выключила телефон и легла спать, предварительно заткнув уши: на улице гудели машины и кричали пьяные посетители местного бара. Из-за затычек я не услышала, как Берни вернулся домой и лег со мной в постель.

Я закричала, почувствовав на своей попе чью-то руку. Берни тоже закричал и схватился за сердце. Я принялась объяснять, что я племянница Рэя и что он разрешил мне немного здесь пожить. Потом усадила Берни на кровать и измерила ему пульс. Принесла чай. Когда сердцебиение у Берни наладилось, он заговорил:

– А я было решил, что ты – подарок от моих друзей. В честь возвращения домой.

– Я что, похожа на подарок? – На мне была полосатая фланелевая пижама в зеленую и голубую полоску.

– Конечно, не лучший в моей жизни, но и не худший.

Берни тут же извинился, мол, мужчины есть мужчины, и любезно предложил остаться на ночь.

– Я посплю на диване, – сказал он, подмигнув.

Я еще раз измерила его пульс и собрала вещи. Джейк Хэнд мирно спал в машине.

Я отъехала на два квартала от дома Берни и до рассвета спала на заднем сиденье машины. Утром переоделась в нормальную одежду и поехала к шерифу Ларсону, который заставил меня два часа просидеть в приемной. Когда я наконец подошла к его столу, он поднял голову от работы и спокойно сказал:

– Изабелл, рад вас видеть.

– Что случилось с «тойотой-камри», которую вы купили у дяди?

– Через неделю я ее продал, – ответил Ларсон, даже не моргнув. Похоже, он успел подготовиться к моим вопросам.

– Зачем? Вы ведь только что ее купили.

– Если вы просмотрели досье Хэнка, а вы это наверняка сделали, то должны были заметить, что он несколько раз водил машину в нетрезвом состоянии. Я просто хотел оградить его от опасности, чтобы он больше не навредил себе или кому-то еще.

– Как благородно. А документы о продаже у вас есть?

– Изабелл, это было двенадцать лет назад. Документы нужно хранить семь лет, и вам это прекрасно известно.

– Номер машины помните?

– Нет. Говорят, вы совсем не спали, Изабелл.

– Кто вам такое сказал?

– Ваша мать.

– Когда?

– Я звонил ей сегодня утром. Когда вы сюда приехали, – ответил Ларсон, по-прежнему спокойно дыша и изредка моргая. Его невозмутимое выражение лица начинало действовать мне на нервы.

– Вы сказали ей, где я?

– Да. Поэтому и заставил вас ждать два часа, чтобы она успела принять душ и перебраться через мост. Мама у вас просто чудо.

Я встала и выглянула из окна. Рядом с моей машиной стояла мамина.

– Невероятно! – выдохнула я.

– Она за вас переживает. Говорит, вы помешались на этом деле.

Мама помахала мне в окошко. Когда шериф Ларсон отвернулся от окна, она разбила мою левую фару и быстренько села обратно в машину.

– Нет, вы это видели?!

– Что? – все так же невозмутимо спросил шериф и снова выглянул в окно.

Я показала на машину:

– Она только что разбила мне фару.

– Вы уверены?

– Да. Раньше она так не делала.

– Сожалею.

– Я хочу подать заявление о вандализме.

– На мать?

– На кого же еще?

– Изабелл, вы, конечно, можете это сделать, но свидетелей у вас нет…

– Свидетель – я.

– Не слишком надежный.

– Вы тоже свидетель.

– Но я ничего не видел.

– Слушайте, вы только что смотрели в окно. Фары были целы. Потом вы снова выглянули, а одна уже разбита. Поблизости нет никого, кроме моей мамы. Чему вас учили в полицейской школе, черт подери? Жевать зубочистки?!

– И этому тоже, – ответил шериф, опять-таки не меняясь в лице.

Я поняла, что наш разговор ни к чему не приведет, но последнее слово должно было остаться за мной.