— Чем хошь поклянусь! — Он даже перекрестился, что у него выглядело забавно.

— Верю. А потому сделаю, как ты просишь. Но — тогда уж и ты, дружок, не ревнуй!

— Ну, ты все-таки не очень, — пошел было на попятный Вячеслав, но она лишь злорадно захохотала.

Просто ведьма, другого слова не придумаешь, и ведь какая роскошная! Действительно, за ней хоть на край света… Этот Рауль не такой уж и козел. Они все, граждане южных республик, относятся в массе своей к русским женщинам довольно-таки по-скотски, чисто потребительски, но клюют на них, как оголодавшие щупаки — щучьи самцы. «Однако ничего, справимся, — сказал себе Грязнов, — как там наш народ-то выражается? Попадет и щучка на крюк!»

Перед тем как отправиться на «дружеский» ужин, Александр Борисович прочитал документ, привезенный Грязновым от Горбенко. Это был присланный из Москвы факс — докладная Вячеслава Ивановича на имя министра и «высокая» резолюция. Порадовало то, что министр хоть и долго тянул с решением, но принял его в самой жесткой форме. Наискось в левом верхнем углу стоял автограф: «Не возражаю». А дальше министр уже сам предлагал, как бы пользуясь идеей, подсказанной Грязновым, произвести все необходимые следственные действия, а затем передать дело подполковника Саркисова в Службу собственной безопасности Министерства внутренних дел. И — автограф.

С таким автографом песенка горбоносого наглеца была спета. Но узнает он об этом из уст своего прямого начальника. Вячеслав Иванович не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как Митрофанов прикажет своему верному псу Саркисову сдать оружие и документы, а затем передаст его в руки Грязнова, который немедленно прикажет застегнуть у него на руках браслеты, и вот уже в таком виде подполковник поступит в полное распоряжение оперативно-следственной группы Генеральной прокуратуры. Для чего такие строгости? А чтоб не сбежал! И хоть ты лопни, ничего Митрофанов не сможет сделать для облегчения участи собственного помощника по разным темным делам. Больше того, с этой минуты Жорке будут сниться тревожные сны: не продаст ли его Рауль? Ведь собственная судьба повиснет на ниточке, оборвать которую тому же Раулю никакого труда не составит. И они оба — Саркисов и Митрофанов — это очень скоро поймут. Вот когда начнется шантаж! Вот когда они начнут лепить одну ошибку за другой! Ничего, ничего, есть крюки для щук…

Итак, была разработана общая диспозиция. Определили роль каждого, включая Вениамина Грача и Анастасию, сидевшую в кресле с индифферентным видом — бокал красного вина в одной руке, длинная сигарета — в другой, нога на ногу… Господи, как страдал Вячеслав, не отрывавший от нее взгляда! Он даже и Турецкого слушал не очень внимательно, вздыхая время от времени и тем вызывая веселые, ехидные усмешки у своих товарищей.

А Веня был в первую очередь озабочен тем, как сработает его подопечный, которому за успешно проведенную операцию было обещано определенное снисхождение. Другими словами, его адвокату давалась возможность прямо хоть с завтрашнего дня ходатайствовать о досрочном освобождении своего клиента в связи с рядом смягчающих обстоятельств. Кстати, подготовка подопечного тоже потребовала определенных усилий и соответствующего денежного вливания — этот, едва ли не последний в Сибири настоящий «специалист» привык работать с вдохновением. И этим вдохновением у него была близко ему знакомая дама, с которой ему предоставили приятную возможность провести приятный вечер в ресторане, вкусно поужинать и даже потанцевать.

Кстати, в номере Смурова действительно находился сейф, ключ от которого постояльцу, по его желанию, выдавала главный администратор гостиницы. Смуров взял у нее ключ. Дубликат его, после непродолжительных сомнений, скрашенных уверениями в нежной и чувственной, разумеется, любви со стороны «одного московского генерала — такого непостоянного в своих обещаниях, что просто ужас!» — перекочевал в карман Грязнова. И весь процесс тайной и несанкционированной передачи «предмета особой ценности» завершился головокружительной серией страстных поцелуев. Таких, какие обычно и предшествуют той самой «чувственной любви».

Короче говоря, подготовив позиции к ужину, Вячеслав Иванович на миг задумался о беспечно розданных обещаниях. Но, взвесив желаемый результат, решил, что игра стоит свеч. Оставалось надеяться, что Настя злорадствовала просто по привычке, и требования ее окажутся самыми простыми — поцелуями в щечку. Чего никак нельзя было даже и подумать о пышной и пылкой даме из «ресепшена», затянутой в тесную голубую униформу и мечтающей от нее поскорее освободиться. Уж на ее-то снисхождение никак нельзя было рассчитывать…

Удобный стол в углу, из которого практически не просматривалось танцевальное пространство возле оркестровой площадки, был накрыт на пятерых. Митрофанов со Смуровым, как приглашенные, позволили себе немного опоздать. А Грязнов, Турецкий и Масловская решили не церемониться и приступили к ужину — кто опоздал, сам виноват.

Разговор затеялся сразу, едва «гости» расселись. Даже о пище как-то позабылось. Оба смотрели на Турецкого, видя в нем главного информатора. А Александр Борисович, продолжая с аппетитом есть, стал рассказывать о своих разговорах с губернаторами. И из его неспешного повествования выходило так, что губернские руководители, оказывается, были не совсем точно информированы представителями Минтяжэнергопрома о тех условиях, на которых должны были строиться договорные отношения федерального Центра с губерниями при строительстве и дальнейшей эксплуатации нефтепровода. Таковой была их точка зрения, Александр Борисович в буквальном смысле процитировал, раскрыв свой блокнот, одного, затем другого губернатора. А потом последовал его риторический вопрос, после которого он в упор уставился на Смурова, мрачно глядевшего в свою тарелку на протяжении всего рассказа:

— Но, возможно, именно эти сведения и собирался выложить в своем докладе Сальников? Вы, Алексей Петрович, не в курсе? Вы ж его давно близко знаете…

— Быть знакомым — одно, а об этих вещах? Но я, пожалуй, соглашусь с вами, Александр Борисович, наверное, вы правы, нельзя исключить. Тем более, после длительной беседы его с президентом… Но у меня-то от Виталия… гм, Анатольевича была несколько иная установка. Вы помните?

— Я прекрасно помню, вы же рассказывали, — кивнул Турецкий. — Вам надо было изучить мнения, чтобы потом… ну, и так далее.

— Вот, вот! — Смуров обрадовался, что Турецкий именно так его понял. — Изучить!

Александр Борисович лучезарно улыбнулся. В прошлый раз Смуров говорил обратное, но теперь это неважно. Запись-то осталась. Как останется и эта. Курочка, говорят, по зернышку клюет, да сыта бывает. Так и следователь — по словечку собирает факты, из которых потом выстраивается система доказательств. Поэтому пусть себе врет, сколько хочет, он может позволить себе что-то забыть, упустить, а магнитофон ничего не пропускает…

Потом они отдали должное выпивке и богатым в своем сибирском разнообразии закускам. Ужин, перемежаемый ничего не значащими, пустяковыми репликами, затягивался. Оркестр уже давно играл, и пары увлеченно кружились. Анастасия стала позевывать и с откровенным любопытством поглядывать в сторону танцующих. Но тут Александр Борисович затронул новую тему.