Неизменные друзья мои, Пэрк и Джефсон, исполняли обязанности сиделок, не отходили от моей постели, прислуживали; бедный Нельсон, сам больной, изнуренный лихорадками, нарывами, сыпями и всеми последствиями своей ужасной агонии в Голодном лагере, все-таки приходил ко мне, еле передвигаясь, и выражал свою симпатию. Под вечер доктор позволял старшинам навещать меня, чтобы передавать перепуганным занзибарцам достоверные сведения о моем виде и чего ожидать от дальнейшего хода моей болезни. В эти 23 дня я находился большею частью под влиянием морфия в бессознательном состоянии. Теперь я медленно поправляюсь. Третьего дня мне прорезали нарыв, достигший значительных размеров, и боль прошла. Между тем мое питание за все это время состояло ежедневно из одного стакана молока пополам с водой! Поэтому я так ослаб, что едва могу двигать рукой.

За время моей болезни я имел несчастье потерять двух прекрасных людей, Сармани и Камвейя, убитых стрелами, да один из старшин получил серьезную рану. Случилось это во время обхода патруля, заходившего до реки Ихури за четырнадцать географических миль отсюда к северу. Уледи и его отряд отыскали местожительства карликов и других, более рослых, аборигенов, постоянно обкрадывающих наши банановые рощи. Они живут в Аллессэ и Ндэрме, к востоку отсюда, за четырнадцать географических миль.

Уледи удалось захватить в плен одну из пигмейских королев, жену вождя в Индекару. Мне привели ее посмотреть. У нее на шее было ожерелье или, скорее, ошейник из трех гладких железных обручей, кольца которых свернуты наподобие часовой пружины. На каждом ухе она носила по три железных кольца. Цвет ее кожи светло-коричневый, лицо круглое, широкое, большие глаза, маленький рот и толстые губы. Она держала себя спокойно и скромно, хотя вся ее одежда состояла из узкого куска местной рогожи. Ростом она в 132 см, а отроду ей, должно быть, лет девятнадцать или двадцать. На ее руках, когда она держала их против света, я заметил беловато-бурые волосы, вроде шерсти. Кожа ее не имеет той шелковистости, которою отличается кожа занзибарских женщин, но, вообще говоря, она очень привлекательное маленькое создание.

От 13 марта по 1 апреля. К 25 марта я уже настолько оправился, что мог пройти сразу шагов двести или триста. Рука все еще болела, я был очень слаб. Нельсон между тем успел избавиться от целого ряда своих недугов и тоже начал поправляться. Пока я выздоравливал, меня каждый день после обеда выводили на середину великолепной колоннады высокоствольных деревьев, через которую шла наша дорога к Ньянце, и тут я проводил целые часы в покойном кресле, читал или дремал.

Когда меня водили под своды этой зеленой аркады, я всякий день с наслаждением наблюдал за быстрым ростом наших насаждений и за постепенным превращением окружавшего нас дремучего леса в расчистки и прекрасно обработанные поля. Эти расчистки, взрытые, разрыхленные и засаженные, недолго представляли собою обнаженную поверхность бурой земли: как бы по мановению волшебного жезла все пространство покрывалось сначала маленькими, нежно-зелеными всходами кукурузы, и не успеешь оглянуться, как тонкие белые стебельки, изогнутые дугою и старавшиеся пробиться сквозь комья земли, уже выпрямились, отбросили комья в сторону, расправились и выпустили вверх по нескольку тонких листочков.

Изо дня в день я не мог налюбоваться, как они росли, крепли, утолщались, а зелень становилась все гуще, крупнее и ярче. Наконец, правильные ряды этих растений образовали густые аллеи, переплелись своими великолепными листьями, и все вместе превратилось в роскошные маисовые поля, шелест которых был похож на отдаленный прибой моря о песчаный берег в тихую погоду.

Я благоговейно прислушивался к этой музыке, пока друг мой доктор, сидящий тут же неподалеку, наблюдает за мною, а часовые ходят в обоих концах аллеи. Легкий ветерок разгуливает по лесу и затрагивает кукурузу в поле, а я сижу и смотрю, как ее верхушки раскачиваются, кивают друг другу, грациозно шелестя и волнуясь, пока дремота овладевает всеми моими чувствами, я теряю сознание окружающего и переношусь в мир сладких сновидений. Когда солнце склонится к западу и пронижет лес мягкими горизонтальными лучами, мой добрейший доктор берет меня под руку, помогает встать на ноги и тихонько ведет к форту, между тем как на пути кукуруза кивает мне на прощанье.

В этой теплой, плодородной почве маис достигает поистине гигантских размеров: у нас он не ниже подлеска. Всего несколько недель назад поле было засеяно, после того довольно долго еще я мог различить на обнаженном поле скачущую мышь; прошло еще немного времени – кукуруза была уже мне по пояс; а сегодня я с трудом мог достать полутораметровой палкой кончик одного из мечевидных листьев, и целое стадо слонов легко могло бы укрыться в этом поле и не быть замеченным со стороны. Кукуруза уже цвела, громадные початки, разрастаясь с каждым днем, лежат в своих многочисленных пеленках и обещают богатейшую жатву, а у меня сердце радуется при мысли, что и во время нашего отсутствия гарнизону тут нечего опасаться недостатка в провианте.

Завтра я решил потихоньку выступить к Ньянце вместе с вельботом. Сорок шестой день уже, как Стэрс ушел. К майору Бартлоту послал двадцать человек гонцов – один из них, впрочем, уже вернулся. Шестеро ушли с лейтенантом Стэрсом. В укреплении я оставлю Нельсона и сорок девять человек; стало быть, остается 126 человек для сопровождения вельбота к Ньянце. Итого: из 389 человек авангардной колонны остался 201, не считая тех выздоровевших, которые могут еще прийти из ставки Угарруэ.

Типпу-Тиб, очевидно, не сдержал обещания, и поэтому майор принужден делать двойные этапы за сотни километров отсюда. Мои девятнадцать гонцов теперь должны быть где-нибудь около Непоко, а Стэрс застал людей еще настолько искалеченными и истощенными нарывами, что не может продвигаться быстро С отрядом в 126 человек попытаюсь во второй раз пойти на помощь к Эмин-паше. Гарнизон составился из всех тех, которые еще не набрались сил, страдают малокровием – товарищи Нельсона по стоянке в Голодном лагере – или больны ногами; из этих иные уже неизлечимы.

Для обеспечения форта Бодо сделано немало. У Нельсона будет надежное укрепление. Поля кукурузы и бобов удались превосходно. Последние я сегодня отведал в первый раз. Рощи бананов, как говорят, неистощимы.

Наши широкие дороги тянутся на километр в обе стороны. Каждое утро патруль из десяти разведчиков обходит наши владения, наблюдая, чтобы коварные карлики не уничтожили запасов гарнизона и никакие дикари не могли бы внезапно напасть на людей, работающих в полях.

По усердной просьбе доктор Пэрк сопровождал завтра нас к Ньянце. Хотя я нахожу, что его место в укреплении при инвалидах, но, по правде сказать, и Нельсон со своими прислужниками может сделать то, что нужно по медицинской части, так как он и его мальчики отлично выучились промывать раны и накладывать бинты, намоченные карболовой кислотой с водою.

По воскресеньям люди забавлялись тем, что проделывали военные эволюции по методу генерала Мэтьюса в Занзибаре. Эти природные мимики так навострились, что даже голосу и всем движениям генерала подражали в совершенстве.

Вообще жить в форте Бодо для всех было довольно приятно, исключая капитана Нельсона и меня. Правда, что мы все постоянно волновались и тревожились за участь наших друзей. Кроме того, нам хотелось поскорее тронуться в путь и что-нибудь делать для завершения нашего предприятия; но непредвиденные обстоятельства постоянно и помимо нашей воли задерживают нашу деятельность. Поэтому мы старались каждый свободный час посвящать накоплению возможно больших запасов провианта в надежде, что судьба сжалится над нами и позволит нам снова увидеть, прежде чем мы во второй раз воротимся с Ньянцы в форт Бодо, наших друзей Бартлота, Джемсона, Уарда, Труппа и Бонни.