Из кухни донесся шум. Она не могла понять, что там происходит.

Майкл приподнялся из-за дивана.

— Он собирается прыгнуть в окно!

Карсон появилась в арке, увидела поднятую нижнюю половину окна. Харкер на корточках сидел на подоконнике, спиной к ней.

Она оглядела кухню, чтобы убедиться, что дробь рикошетом не попадет в Дженну. Нет, на кухне был только Харкер.

Монстром он был или нет, выстрел в спину стал бы предметом разбирательства в службе внутренней безопасности, но Карсон все равно застрелила бы его, если бы он не прыгнул до того, как ее палец нажал на спусковой крючок.

Метнувшись к окну, Карсон ожидала увидеть под ним пожарную лестницу, может, балкон. Увидела только голую стену.

Харкер прыгнул в проулок. С высоты в тридцать, может, и все тридцать пять футов. Такой вполне хватало, чтобы разбиться насмерть.

Он лежал на мостовой, лицом вниз. Не шевелясь.

Его прыжок, похоже, противоречил утверждению Дукалиона о том, что запрет самоуничтожения — непреложный закон для созданий Виктора.

Внизу Харкер шевельнулся. Вскочил на ноги. Он знал, что переживет этот прыжок.

Когда посмотрел вверх, на окно, на Карсон, отраженный лунный свет превратил его глаза в фонари.

С такого расстояния выстрел (или четыре выстрела) из помповика не мог причинить ему вреда.

Он побежал к ближайшему концу проулка. Там остановился, и к нему тут же подкатил белый вэн. Скрипнули тормоза, открылась водительская дверца, из нее высунулся мужчина. С такого расстояния Карсон не смогла разглядеть его лицо. Увидела лишь, что волосы у мужчины седые или очень светлые.

Услышала, как водитель что-то сказал Харкеру. Слов, само собой, не разобрала.

Харкер обошел вэн, нырнул на пассажирское сиденье.

Водитель скрылся в кабине, захлопнул дверцу, нажал на педаль газа. В визге шин, оставив на асфальте черные следы, вэн рванул с места и скрылся в ночи.

Возможно, это был «Форд». Но она могла и ошибиться.

Со лба Карсон капал пот. Она вся взмокла. Но, несмотря на жару, пот ее пробил ледяной.

Виктор назвал его Карлофф, возможно, демонстрируя чувство юмора, но Эрика не находила ничего забавного в ужасной «жизни», которую даровали этому существу.

Лишенная тела голова стояла в антибиотическом, цвета молока, растворе. Одни трубки подводили к ней питательные вещества, по другим уходили отходы жизнедеятельности. Карлоффа обслуживал добрый десяток машин и механизмов. Эрике все они казались загадочными и зловещими.

Кисть лежала на полу, ладонью вверх, неподвижная.

Карлофф контролировал этого пятипалого исследователя посредством телекинеза, которым его создатель надеялся овладеть. И эксперимент этот оказался удачным, пусть и внушал ужас человеку со стороны.

Отделившаяся от поддерживающих ее жизнедеятельность машин кисть умерла. Карлофф еще может оживлять ее, но недолго. Плоть быстро разлагается. Даже телекинез бессилен перед застывшими суставами и гниющими мышцами.

Однако Виктор не мог предположить, что Карлофф сумеет использовать свои психические способности для того, чтобы обрести хоть какую-то степень свободы и побродить по особняку в отчаянной надежде свести счеты со своим создателем.

С помощью тех же самых сверхъестественных способностей Карлофф сумел активировать электронный механизм двери, соединяющей секретную лабораторию с кладовой, чтобы она открылась перед Эрикой. Их он использовал и для того, чтобы включить телевизор, когда заговорил с Эрикой, пытаясь подбить ее на мятеж.

Программу Карлоффа усекли по сравнению с той, что была заложена в Эрику, поэтому ему остались неведомыми и понимание миссии Виктора, и ограничения, наложенные на представителей Новой расы. Теперь он узнал, что Эрика не может пойти против ее создателя, и его отчаяние было безмерным.

Когда она предложила ему воспользоваться своими способностями и отключить машины, которые поддерживали его существование, выяснилось, что и в его программу введен запрет на самоуничтожение.

Эрика попыталась отогнать навалившееся на нее уныние, надежда стремительно покидала ее. Выходило, что ни в крадущейся по полу кисти, ни в самопроизвольном включении телевизора не было ничего сверхъестественного, как ей хотелось верить.

О, как же она мечтала, чтобы эти чудеса послужили доказательством того, что, помимо этого, существует и другой мир. Но божественное Присутствие на поверку обернулось вот этим гротескным Карлоффом.

Она могла бы обвинить его в глубоком разочаровании, которое испытывала, могла бы возненавидеть, но нет. Вместо этого жалела это несчастное существо, беспомощное в своей силе, обреченное на адскую жизнь.

Возможно, чувство, которое она испытывала, не было жалостью. Строго говоря, на жалость Эрика была неспособна. Но что-то она испытывала, что-то острое и мучительное.

— Убей меня, — взмолилось несчастное существо.

В налитых кровью глазах застыла боль. Наполовину сформированное лицо превратилось в маску печали.

Эрика уже собралась сказать ему, что программа запрещает ей убивать как представителей Старой расы, так и Новой, за исключением двух случаев: при самозащите и по приказу ее создателя. Потом поняла, что такой ситуации программа не предусматривала.

Карлофф не принадлежал к Старой расе, но его нельзя было отнести и к Новой. Он был чем-то другим, уникумом.

Ни одно из правил, по которым жила Эрика, такую ситуацию не учитывало.

Оглядывая машины, поддерживающие жизнедеятельность головы, ничего не зная о том, как работают эти устройства, она сказала:

— Я не хочу причинять тебе боль.

— Боль — единственное, что я знаю, — пробормотал Карлофф. — Покой — единственное, чего хочу.

Она щелкала переключателями, выдергивала штепсели. Гудение моторов и урчание насосов сменились тишиной.

— Я ухожу… — Голос Карлоффа начал стихать. — Ухожу…

На полу в углу дернулась кисть, снова дернулась.

Последние слова лишенной тела головы Эрика едва расслышала: «Ты… должно быть… ангел».

Она какое-то время постояла, думая о том, что он сказал, ибо поэты Старой расы часто писали, что пути Господни неисповедимы и никому не ведомо, когда может случиться чудо.

А потом поняла, что Виктор не должен ее здесь застать.

Она оглядела переключатели, к которым прикасалась, штепсели, которые выдернула. Вставила один из штепселей обратно в розетку. Кисть перенесла из угла под один из переключателей. Еще один штепсель вложила в кисть, согнула пальцы, чтобы они сомкнулись на штепселе, подержала, пока они не застыли в новом положении.