На кастильонских высотах Наполеон выставил против Вурмзера 25 тыс. солдат. Еще 5 тыс. из дивизии Серрюрье скрытно, ночью совершили обходной маневр, чтобы утром ударить с тыла по левому флангу австрийцев. Вурмзер имел к началу битвы примерно 40 тыс., включая деморализованные части Кваждановича. Битва началась с того, что французские дивизии Массена и Ожеро по приказу Наполеона сделали вид, будто они в нерешительности отступают, а когда Вурмзер бросил свои войска в атаку, дивизия Серрюрье обрушилась на них с тыла и с левого фланга. Австрийцы заколебались, и тут проявил себя «великим полководцем, чего никогда больше с ним не случалось»[588], Ожеро. Он так мощно ударил по центру австрийских боевых колонн и привел их в такое замешательство, что они начали беспорядочно отступать, причем сам Вурмзер со своим штабом и армейской казной едва не попал в плен. К вечеру битва закончилась разгромом австрийской армии. Потеряв больше 3 тыс. человек и 20 орудий, много знамен, Вурмзер отступил на север, к городу Тренто, в предгорье Альп, где он рассчитывал получить подкрепления.

Ожеро именно за подвиг при Кастильоне получит со временем от Наполеона жезл маршала Франции и титул герцога Кастильонского. Наполеон всегда благодарно помнил эту его заслугу и в ответ на критику последующих действий Ожеро со стороны многих авторитетов возражал: «Да, но не забывайте, что он сделал для нас при Кастильоне!»[589] Кстати, Ожеро после первой же его попытки в самом начале Итальянской кампании изобразить из себя фрондера присмирел и уже заискивал перед Наполеоном: «Не думайте плохо о вашем Ожеришке» (votre petit Augereau)[590].

Итак, от Кастильоне Вурмзер ушел на север, оставив Мантую без прикрытия. Наполеон тут же вновь блокировал крепость. В ходе кампании последовала трехнедельная пауза. За это время обе стороны получили подкрепления, что привело, по подсчетам К. Клаузевица, к численному равенству их армий: и Наполеон, и Вурмзер к началу сентября имели по 45 тыс. солдат[591]. Мантуя еще держалась, но уже из последних сил. Новый план гофкригсрата был таков: сам Вурмзер с 25 тыс. должен был идти прямо к Мантуе, чтобы освободить ее из кольца французской блокады, а другая часть его армии под командованием генерала Пауля Давидовича (20 тыс.) - быть готовой ударить в тыл французам, если бы они попытались остановить Вурмзера. Таким образом, Наполеон вновь получил шанс (разумеется, при условии максимальной скорости маневра) разбить противника по частям.

Скорость, с которой Наполеон осуществлял фронтальные, обходные, фланговые и прочие маневры силами своей пехоты и тем более - кавалерии, изумляла современников и обрастала легендами. Очевидцы рассказывали, что в одном из скоростных маршей Наполеон «за три дня загнал насмерть пять лошадей»[592]. Не зря в одном из обращений к своим солдатам он в ответ на их ворчание («Мы выигрываем сражения не столько руками, сколько ногами») заявил: «Я предпочитаю добыть победу за счет ваших ног, нежели ценой вашей крови»[593]. Узнав о разобщенности между Вурмзером и Давидовичем, Наполеон от Мантуи стремительно вышел навстречу Давидовичу и 4 сентября разбил его у Ровередо. Вурмзер, узнав об этом, ускорил свой марш к Мантуе, но 8 сентября Наполеон преградил ему путь у Бассано. Здесь 20 тыс. французов (по данным К. Клаузевица) сразились с 18 тыс. австрийцев[594].

В битве при Бассано снова отличился Ж. Ланн. Ошеломляющей атакой он прорвал центр австрийской армии и ворвался в город. Полки Вурмзера обратились в бегство, а кавалерия И. Мюрата преследовала их, забирая пленных и трофеи. В тот же день Наполеон впервые отправил Жозефине кроме нежных строк о любви свой армейский бюллетень: «Взяты в плен 19 тыс. солдат неприятеля, моя дорогая подружка . Вурмзеру с его армией - 5 тыс. пехотинцев и полторы тысячи кавалеристов - некуда деваться, кроме как вновь броситься к Мантуе»[595].

Можно не сомневаться в том, что Наполеон здесь сильно преувеличил победную цифирь (этим он будет грешить то и дело). Подсчеты специалистов-историков гораздо скромнее и ближе к истине: К. Клаузевиц насчитал при Бассано 2 тыс., а Д. Чандлер - 4 тыс. пленных австрийцев, плюс 30 - по Клаузевицу, а по Чандлеру - 35 орудий, захваченных французами[596].

Как бы то ни было, фельдмаршал Вурмзер вновь был разбит, бросился, как и предполагал Наполеон, к Мантуе и опять заперся там (по словам Д. Чандлера, «Бонапарт загнал Вурмзера в каменный мешок»)[597]. Но второе пришествие Вурмзера в Мантую «оказалось сомнительным благодеянием для гарнизона: прибавилось ртов, и запасы продовольствия начали быстро таять; очень скоро гарнизон стал есть лошадей, а к Новому году от болезней и голода умирало по 150 человек в день»[598]. Над Вурмзером нависла угроза неизбежной капитуляции.

Тем временем Наполеон успевал заниматься политическими, государственными делами. Именно в сентябре-октябре 1796 г. он содействовал провозглашению на территории Италии Транспаданской и Циспаданской республик и в специальном послании к президенту Циспаданского конгресса приветствовал их[599]. Все это он делал вопреки предписаниям Директории «сохранять народы в прямой зависимости» от Франции и тем самым усугублял свои конфликты с Директорией. А. 3. Манфред правомерно оспаривал мнение тех историков, которые изображают конфликты между Наполеоном и Директорией 1796-1797 гг. «как столкновения соперничающих честолюбий, начало последующей борьбы генерала за власть». По мнению Альберта Захаровича, с которым трудно не согласиться, в то время Наполеон в Италии «вел исторически более прогрессивную политику . В войне против могущественной Австрии он считал необходимым поднять против нее антифеодальные силы и приобрести для Франции союзника в лице итальянского национально-освободительного движения»[600]. С этой целью Наполеон, как заметил А. А. Жомини, «весь октябрь 1796 г. занимался внутренним устройством Италии»[601].