Прошел к парапету, облокотился о холодные поручни.

По реке только что прошел катер, и волны шлепали о камни. Сквозь рваные тучи сквозили лучи холодного солнца, полосами растекались по мутной воде.

Карина сидела на коленях у самой воды. Максимов решил, что вмешается лишь в крайнем случае. Хотя нырять в грязную воду не хотелось. А остальное можно вытерпеть. В конце концов, у Карины не просто горе. Смерть — это лишь точка перехода. Но каждый ее проходит в одиночку.

От того, как она выдержит это испытание, какой станет перейдя через порог, зависело все, что случится дальше! И Максимов ждал, как ждут приближающегося к перекрестку путника: свернет ли он на свою дорогу и пойдет дальше сам по себе или пойдет за тобой, чтобы до следующего перекрестка идти вместе, — загадывать бесполезно, произойдет лишь то, что должно произойти.

Карина достала из рюкзака пластиковый пакет. Подержала на вытянутой руке и медленно пере вернула. Белесый порошок шлейфом распылился над водой, несколько крупных комков, булькнув, ушло под воду Ветер погнал пепельно-серый дымок прочь от берега, постепенно прижимая к волнам. Облачко ложилось на воду нехотя, все больше и больше вытягиваясь, пока не превратилось в узкую полосу От удара ветра она плашмя упала на воду и вмиг исчезла, растворившись в мутной воде.

«Да, характерец у нас — гвозди забивать можно», — подумал Максимов, догадавшись, что высыпала на ветер Карина.

Отступил от перил. Сел на скамейку. Закурил. Карина появилась, когда сигарета дотлела до фильтра. Опустилась на скамейку, бросив рюкзак под ноги.

— Дай сигарету, — попросила она. В голосе чувствовались недавние слезы.

Максимов потянулся за пачкой. Карина неожиданно уткнулась лицом ему в грудь и замерла.

Он несколько минут боялся пошевелиться, чувствуя, как ее горячие слезы прожигают рубашку насквозь. Плакала она абсолютно беззвучно, без всхлипов и рыданий. Только время от времени все сильней прижималась к его груди. Он гладил ее острые лопатки и молчал. По себе знал, любые слова сейчас бессмысленны. Их время придет чуть позже. А сейчас душу Карины, корежа и мочаля, протаскивало сквозь узкую, как игольное ушко, щель между прошлым и будущим.

Карина откинулась назад, разбросав руки по спинке скамейки. Несколько раз шмыгнула носом и стала красными глазами смотреть на сухогруз, медленно ползущий по реке.

— Папа мой был еще тем раздолбаем, но чтобы дать его замуровать в стенку в чужой стране — это слишком, — прошептала она.

— Ты все правильно сделала, галчонок.

— Я обещала. Поэтому и приехала. Мать стопроцентно поволокла бы его в Москву. Или в Калининград. А он хотел вот так. — Она кивнула на воду. — Говорил, что путешествовать надо всю жизнь, не засиживаясь на одном месте. Даже посчитал, что в ООН сто с чем-то стран. Если по году жить в каждой — никакой жизни не хватит. Вот и просил после смерти отправить его путешествовать дальше по миру Как такого в стенку замуровать?

— Он действительно был буддистом или ты немцу лапшу на уши вешала?

— Трудно сказать. — Карина пожала плечами. — Рассказывал, что в экспедиции в Таиланде забрели в какой-то монастырь, там его и накрыло. Говорил, что настоятель бритоголовый дал ему какое-то поручение. О подробностях папа никогда не распространялся. Но с тех пор считал себя избранным. Может, врал, как врут художники, может — нет. Не исключено, что просто накурились они там в хлам, вот башню и переклинило.

— Он никогда не упоминал о Камне? — осторожно задал вопрос Максимов.

— Был такой пунктик, — кивнула Карина. — Дымов Станиславского начитался, поэтому считал, что есть задача и сверхзадача. Так и говорил: «Камень — это сверхзадача, а моя задача — отдать тебе. Кара миа, все, что задолжал за эти годы». Комплекс у него был. Считал, что он нам с матерью до сих пор должен. Из-за этого с кладом и связался. Хотел все сразу. А вот как получилось.

«Иначе и не могло», — подумал Максимов.

— И на что он хотел деньги за клад потратить?

— Ну, уж не на особняк в Сен-Клу, это точно. — Карина хмыкнула. — Говорил, что если озолотит всех женщин, кому должен, снова станет нищим. Смешно, правда? Уж мне-то от него ни копейки не надо. Здорово с ним было. Хочешь молчи, хочешь разговаривай о чем угодно. Папка у меня оказался замечательным. Ни на кого не похожим. Ты бы видел, как он мною перед своими друзьями хвалился! — Она помолчала. — Знаешь, я его даже простила, за то что он от нас ушел. Правда, правда! Подумала, останься он тогда, никогда не стал бы таким. И себя бы не сохранил, и нас бы извел. А то что великим художником не стал… Так не всем везет. Мне он и таким нравился.

Карина взяла из его пачки сигарету, закрывшись от ветра, закурила.

Максимов незаметно посмотрел на часы. До встречи с профессором Брандтом оставалось всего полчаса. Время, отведенное для траурных церемоний, вышло. Осталось последнее.

Он достал бумажник. Из потайного кармашка вытащил пластиковую карточку.

— Кстати, о деньгах. Это тебе. Он протянул ей карточку «Visa».

— Что это? — Карина отбросила сигарету и с подозрением посмотрела на карточку.

— Можешь считать, что наследство. В Калининграде мы договорились, что разделим клад пополам. Это — твоя доля.

— И на сколько потянули эти янтарные горшки?

— На твоем счету в банке на Каймановых четыреста семьдесят тысяч долларов. С копейками.

Карина тихо присвистнула. Потом посмотрела на реку. И замерла.

Ветер трепал ее медные волосы, бросал короткие пряди в лицо, но она не поправляла их. Просто щурилась. От чего на кромке век стала расти влажная полоска. Карина смазала набежавшие слезы, повернулась к Максимову.

— Так нечестно, Максим, — через силу прошептала она. — Давай хоть еще один день проживем вместе. Будто еще ничего не кончилось, а?

«Об этом уже позаботились», — подумал Максимов, вслух сказал:

— На карточке сейчас десять тысяч. Сумма возобновляется раз в месяц. Официально их выплачивает тебе фирма «Норд-Инвест». Она же берет на себя расходы, связанные с твоим образованием. Плюс страховка на все случаи жизни.

— То есть мои же деньги мне будут выдавать по чайной ложке? — удивилась Карина.

— Да.

— А все сразу можно?

— Не советую. Как говорил один знакомый: «Хапнуть большие деньги и дурак может, удержать способен только умный». Впрочем, выбор за тобой.

Карина задумалась, косясь на карточку в руке Максимова. В глазах неожиданно запрыгали бесенята.

— Выбор у женщины невелик: либо замуж за дурака, либо в монастырь. Это Ахматова сказала, — пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Максимова. — Но я, кажется, этой участи избежала. Десяти штук мне за глаза хватит. Глупо бродить по миру с карманами, полными денег.

Она взяла карточку. Пощелкала по ней ногтем.