Жизнь – это не гонки за призами. Мы чувствуем, что в ней есть некая бесконечно осмысленная вечнопреемственность. Вечность бескрайних пространств собрана в мгновении духовного озарения – совершенно спонтанном и естественном. Жизнь одновременно материальна и духовна и даже более того: вещественное и духовное сходится в ней по своему пределу. Вот почему умеющий связывать не нуждается в веревке, а умеющий охранять не вешает замков. Очень хорошо сказал об этом Чжуан-цзы: если мы сможем «спрятать мир в мире», нам не о чем будет беспокоиться.

Начальные афоризмы этой главы так красивы, что их часто цитируют, не обращая внимания на контекст. А он в данном случае примечателен, ибо речь идет о том, что можно назвать талантом и даже добродетелью учительства, поднимающегося до высоты чуткого, можно сказать, нежного отношения к бытию. До появления «имен», т. е. до кодификации явлений в культуре, существует лишь поток жизни на уровне «семян вещей», мир микрометаморфоз, которые исчезают прежде, чем обретут зримый образ. Умозрение ничего не может добавить к этой «вечно вьющейся нити» бытия. Мудрец живет этой силой сообщительности вещей до и помимо понимания и поэтому распространяет свое влияние совершенно спонтанно и незаметно – до того, как завяжутся узелки жизненных проблем. Поэтому он может обезопасить себя еще до того, как возникает необходимость что-то и кого-то защищать. Он потому и искусен, что действует чисто, не оставляя следов, но он не уклоняется от ответственности. Тот, кто поместил себя в «ось Пути», способен быть там, где его нет, и все в себя вмещать, не ведая обремененности. А все потому, что он проник в «полноту первородства» – в чистую, беспредметную актуальность, где быть, пребывать в уникальности момента – значит наследовать; где уже ничего нет и еще ничего нет. Более того, муж Пути способен спасти всех детей мира. Они или, точнее, их неведение – его богатство. Почему? Потому что он и сам живет незнанием. Жизнь вообще жительствует благодаря незнанию, одаряющему нас сокровищем веры. Пропасть между «изощренными в добре» и неопытными неустранима, но ее и не нужно устранять. Она даже является условием существования общества, ибо проистекает из врожденной ограниченности нашего сознания, а главное, позволяет нам стать по-настоящему добрыми, т. е. творящими добро незаметно для окружающих и без корысти.

Что же есть эта «сокровенная преемственность просветленного сознания»? Не что иное, как способность видеть вещи как они есть, т. е. такими, каковы они есть сами по себе. Нечто в высшей степени естественное, но требующее виртуозного искусства сообщительности сердец. Ибо «таковость» существования есть момент метаморфозы, самопреодоления, функциональность вещи. Благо Пути – это польза и успех, понимаемый как способность успеть что-то сделать. Премудрый имеет успех в общении с любым человеком, даже глупцом и злодеем. Секрет же его успеха есть смирение любви.

В очередной раз Лао-цзы предлагает задуматься над тем, как соотносятся между собой естество человека и понятия, прививаемые ему обществом. И снова, причем вновь по-новому, с помощью собственных оригинальных образов, он развивает столь важную для него мысль о том, что не существует непреодолимого противоречия между самореализацией личности и жизнью в миру, человеческой общественностью. Мудрый следует всевмещающей пустоте, охватывая собой покой и движение, воздействие и отклик, знание и существование, обладание и необладание, мужское и женское. Поэтому он никакой, но он и всякий. Он свободен принимать мир, потому что хранит в себе незыблемую основу – безосновную! – существования. Устраняя себя, он дает быть всему богатству разнообразия мира и сам событийствует с этим миром. Ибо воистину быть может лишь тот, кто может не быть.

Человек может выбирать между твердостью и мягкостью, натиском и уступлением, выражением и сокрытием, присутствием и отсутствием. Он даже может соединять, содержать в себе вовек несходные, несопоставимые мужское и женское начала. Эта точка высшего, но вечноотсутствующего равновесия внутреннего и внешнего измерений человеческой жизни превосходит как подчинение индивидуальности обществом, так и нигилистический бунт против цивилизации. Она есть символическая центрированность существования, которая предваряет, предопределяет все явления, но представляет собой «иное» всех видимых тенденций. Наставления этой главы словно разъясняют смысл принципа овладения «силой обстоятельств», или «потенциалом ситуации» (ши), лежащего в основе традиционной китайской стратегии. Такое знание является как бы спонтанно, в момент открытия «подлинности» своего существования. Как говорили даосские учителя, «когда приходит время, дух сам знает».