— Тони! — с упреком сказала Сюзанна.

Тот посмотрел на женщину — он хмурился, глаза горели.

— Я вот что подумал, — нерешительно сказал Вэнс. — Даже если мы достанем фотографию Хашеми, как мы найдем его самого?

Тони глянул на него. Они с Сюзанной заговорили одновременно.

— Продолжай, Сюзанна, — уступил Тони.

— У нас есть маршрут кортежа, — сказала Сюзанна. — И нам известно, где Папа будет ровно в четыре часа, когда должно совершиться убийство.

— Мы также знаем, что все крыши и здания, где может скрыться снайпер с дальнобойной винтовкой, находятся под наблюдением, — добавил Тони. — Ватикан принял эту дополнительную меру безопасности.

— Значит, убийца должен находиться в толпе, — сказал Вэнс. Тони и Сюзанна кивнули. — И ему надо подойти к Папе поближе, поскольку он, очевидно, будет пользоваться пистолетом или ручной гранатой — чем-то, что легко спрятать, так? Согласно расписанию, в четыре часа кортеж остановится на Площади Святого Петра, где Папа, по своему обычаю, войдет в толпу и станет лично приветствовать верующих.

Тони и Сюзанна посмотрели на Вэнса, на их лицах засветилось понимание. Бурные эмоции того дня, возникшие от столкновения трех человек, питавших друг к другу чувства независимо от того, хотели они этого или нет, исказили способности хладнокровно и профессионально принимать решения. Но именно это требовалось в тот момент от двух опытных сотрудников разведки. Они забыли о самом очевидном месте, где мог скрыться убийца.

— Мы знаем, где Папа будет в четыре часа, — повторил Вэнс, — и убийца знает, где Папа будет в четыре часа, а Сюзанна говорит, что именно в этом месте и в это время произойдет убийство. Следовательно, почему бы нам… вам, — он посмотрел на Тони, — не взять людей и обыскать территорию на предмет подозрительных личностей?

— Легко сказать, — возразил Тони. — Там десятки тысяч людей, и…

— Слушай, какова дальнобойность пистолета? — спросила Сюзанна. — Точнее, дальность поражения?

Этот человек должен быть примерно в десяти ярдах — даже ближе, чтобы у него что-то получилось. Проведем линию вокруг того места, где Папа будет в четыре, оттуда и начнем.

— Но там ведь много людей! — спорил Тони.

— Тони, — прервал его Вэнс, — это наш единственный шанс. Сейчас 3: 33, и если мы ничего не сделаем, Папа проживет не больше получаса.

Он посмотрел на Тони, говоря глазами: «Ну, идем, что тебе мешает?» Тони, извиняясь, пожал плечами.

— Я боюсь, мы не готовы выступать так внезапно. Мы — часть иностранной службы разведки, и у нас непростые отношения с итальянским правительством. Придется запросить и получить разрешение на выполнение данной миссии. А это невозможно сделать за двадцать семь…

— Уже двадцать шесть.

— … минут. Даже если можно было бы получить разрешение, мне пришлось бы раскрыть свои источники информации, что равносильно тому, чтобы сдать вас властям, я не думаю, что вам это нужно, так ведь?

Разочарование и беспокойство Вэнса уже превратились в ярость.

— Блядь, да господи боже, вы будете придерживаться своих бюрократических правил, даже если это означает смерть Папы? Что вы за тряпка, Фэрфэкс? Неужели вы не можете наплевать на бумаги, когда от этого зависит чья-то жизнь? — Он повернулся к двери. — Идем, Сюзанна, — сказал Вэнс. — Попробуем справиться сами. По крайней мере, я пойду и попытаюсь. Я не могу сидеть в этой милой комнате с кондиционером и дрочить на компьютер, пока Папа идет на верную гибель.

— Подождите, мистер Эриксон, — наконец произнес Тони. — Я же не сказал, что совсем не собираюсь вам помогать. Я не могу призвать к делу персонал… но это не значит, что я сам не пойду.

Вэнс и Сюзанна немедленно надели капюшоны и двинулись вместе с Тони через посты охраны. Оказавшись на улице, они бросились к его «фиату». Да уж, думал Вэнс, когда крошечный мотор взревел и автомобиль рванулся от тротуара, если мы выберемся из этой передряги живыми, мне будет о чем расспросить Сюзанну.

Эллиотт Кимболл недовольно расхаживал по периметру площади Святого Петра. Ни на одном посту не было никого из четверых помощников Хашеми. Какого черта?

Высокого блондина можно было принять за преуспевающего коммерческого руководителя, который твердыми шагами прогуливается с краю толпы, собравшейся на площади. Выражение лица Кимболла было уверенным, спокойным, и совершенно не выдавало ярости и страха, кипевших внутри. Наверняка, проделки этого мерзкого иранца. Хашеми как-то прознал о стрелках-дублерах и убрал их всех. Но как? Изучая взглядом толпу, Кимболл размышлял, пытаясь вычислить, как Хашеми мог это сделать. Но ясно было одно: он недооценил этого мелкого убийцу.

Затаив дыхание, Эллиотт вошел в толпу, по возможности избегая физических контактов. От быдла плохо пахло. Пахли тела, пахло дыхание, время от времени появляющиеся у них в головах мысли тоже пахли. Ему было противно, что приходится ходить среди них.

Но эту работу Кимболл не мог возложить на других. Так же, как и Учитель был на его ответственности, так и Хашеми принадлежал ему одному. Мысль о том, что он убьет Хашеми Рафикдуста, поддерживала Кимболла, когда он протискивался, изворачиваясь, через густую толпу, наступавшую и отступавшую, подобно огромной приливной волне.

Кимболл в ней выделялся: благодаря своему шестифутовому росту он на голову возвышался над всеми остальными и мог отлично озирать их сверху. Светлые волосы и костюм элитного пошива выделяли его среди приземистых и в основном темноволосых итальянцев. Эллиотт проталкивался сквозь толпу к первым рядам, где должен был остановиться Папа, — там народ стоял еще плотнее, и сильнее мешал ему идти. К нему оборачивались раздраженные люди — но быстро пропускали, замечая его холодное лицо, не знающее прощения. Они инстинктивно чувствовали, что этот человек опасен. Кимболл расталкивал сгорбленных толстых старух с потрепанными платками на головах; пожилых рабочих в робах; молодых мамаш с детьми на руках — карапузы хныкали, изнемогая от зноя. Кимболл с отвращением почувствовал, что и у него под мышками проступает пот.

Вот он резко остановился. Впереди, не больше чем в тридцати ярдах, стоял низкий жилистый иранец-убийца: он переминался с ноги на ногу в переднем ряду, сразу за ограничителями. И так же резко у Кимболла скрутило желудок. Но не мысль о том, что придется убить иранца, беспокоила его; нет, это он сделает с удовольствием. Но черт возьми! — Эллиотт снова взглянул на часы: придется ждать еще почти четверть часа. Он вздохнул. Сначала убийство Папы, потом смерть убийцы. Беспощадная острая «сесчепита» слегка оттягивала ножны, спрятанные под пиджаком. Молчание дорого стоит, размышлял Эллиотт, и только смерть может его гарантировать.

Кто-то из стоящих неподалеку в толпе принес с собой радио и на полную громкость включил репортаж о передвижении папского кортежа. Люди возбужденно переговаривались, ожидая появления первосвященника. Доведется ли им к нему прикоснуться? Говорят, с теми, кто дотрагивался до этого человека, представителя Бога на земле, происходят удивительные вещи. Может, артрит пройдет, размышляла вслух сгорбленная старуха с узловатыми изогнутыми пальцами. Может… Может… Может… Кимболл злился все больше. Идиоты! Дураки вы все! — хотелось закричать ему, хотелось махать руками и обзывать их клоунами, поверившими в фокусы этого религиозного шарлатана.