Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сейчас, — думаю, — акула им задаст. Только брызги полетят!»
Нет. Плывёт акула дальше, щетинозубов словно не замечает.
«Ага, значит, они для неё мелочь! Ей подавай что крупнее».
Вот и покрупнее: три рыбы-ангела, чёрные, в золотую крапинку. Каждый с тарелку. Эти — пожива.
Но и на них акула ноль внимания.
«Неужели ищет с себя ростом?»
Дёрнула акула хвостом, изменила путь. Плывёт теперь над песком. Мордой у самого дна водит. С нижней челюсти усики свешиваются. Эти усики она по песку и волочит.
Вдруг — раз! — копнула мордой песок. Вылетела из него раковина. Акула её на лету раскусила — хрусь! Глотнула — нет раковины!
Плывёт дальше.
На песке два бугорка — два ежа с короткими иглами. Прошла над ними акула — ежи исчезли.
Долго я за ней наблюдал. В песок, в траву, в камни — повсюду свой нос сунула.
Моллюски, крабы, ежи, креветки — всё ей сошло, всё в пищу сгодилось…
Так и не удалось мне увидеть акульей охоты — настоящей, с кровью, с отчаянными схватками, какую описывают в книгах и показывают в кино.
Оказывается, и акулы бывают разные.
Акула на крючке
Отца Родольфо звали Франциско. Когда-то он ловил акул.
Всё началось с перчатки. Он нашёл её в порту, куда ездил за новым движком для электростанции.
Перчатка была на правую руку, ладонь — из кожи толщиной в палец.
— Эта перчатка — ловить акул, — объяснили ему.
Франциско был молод, и глаза его загорелись. Он смастерил снасть и стал выходить в свободные часы в море. Ловил он по одной-две акулы и привык, что это дело нехитрое, требует только сноровки и осторожности.
В тот день он выехал с вечера, после захода солнца заглушил мотор и положил лодку в дрейф.
На корме у него валялась задняя нога овцы, а на крючки — Франциско ловил на нейлоновый трос с цепочкой и двумя крючками — была насажена овечья печень.
Не успел он забросить снасть, как лодку тряхнуло, и он очутился на досках. В нескольких метрах за кормой кто-то шумно бился о воду.
Франциско встал на четвереньки и подобрался к мотору. Овечья нога с кормы исчезла, а за кормой что-то большое и чёрное колотилось о воду.
«Эге! Вот куда делась нога, — подумал Франциско, разглядев белый бурун и плавник, который то показывался над водой, то скрывался. — Ну, берегись!»
Он подумал так и забросил приманку поближе к акуле.
Та уже покончила с овечьей ногой и кружила около лодки. Франциско водил приманку около акулы, но акула плавала взад-вперёд и не торопилась хватать крючки.
Наконец она решилась. Короткий бросок — проглочены и наживка и половина цепочки. Акула совершила прыжок и рухнула в воду, окатив Франциско с головы до ног. Он придержал снасть, и крючки намертво впились в акулью глотку.
«Теперь не плошать!» Правой, одетой в перчатку рукой Франциско половчее перехватил нейлоновый шнур и стал потихоньку стравливать его.
Леса, натянутая как струна, поползла по коже, всё глубже врезаясь в перчатку. Франциско упёрся ногой в борт лодки и, держа шнур двумя руками, сдавал акуле с боя каждый сантиметр.
Почувствовав, что леса ослабела, он начал понемногу подбирать её.
Вода у борта качнулась, и при слабом свете звёзд Франциско увидел около лодки длинную чёрную тень. Акула казалась неподвижной. Франциско вздохнул и на мгновение ослабил лесу. И тотчас же тень исчезла, шнур врезался в ладонь. Рассекая кожу перчатки, он стремительно скользил — акула уходила на глубину.
Франциско вцепился в него обеими руками. На ладони горячей картофелиной вздулся и лопнул пузырь, перчатка наполнилась кровью. Ногу свела судорога. От напряжения мышц спина и шея стали деревянными.
Наконец леса стала дрожать, и Франциско понял: акула устала.
Зачерпнув левой рукой воды, он смочил лицо и принялся сматывать лесу. Теперь он вёл акулу, и та покорно уступала его воле. Вот знакомая тень снова появилась под лодкой. Из воды показался косой плавник. Франциско нащупал рукой стальной болт — один из четырёх, которыми мотор был прикреплён к днищу. Свернув шнур петлей, он набросил его на болт.
Когда из воды показался плавник, Франциско нагнулся, чтобы вытащить из-под скамейки верёвку. Он решил привязать акулу к лодке за хвост. И тогда из воды вырвалось чёрно-белое тело, акула перевернулась в воздухе и стремительно пошла головой вниз…
Франциско не успел сбросить петлю с болта, послышался звук, похожий на выстрел, — шнур лопнул. Освобождённая от тяжести, лодка свободно закачалась на воде.
Когда Франциско пришёл в себя и смотал снасть, он недосчитался сорока метров — их унесла акула вместе с крючками и цепочкой. Замотав тряпкой кровоточащую ладонь, присел около мотора и поднял лицо. Небо над ним было уже серовато-розовым: он возился с рыбой около пяти часов. Потом он утверждал, что акула была не велика — метра три с половиной, не больше, — но у неё был характер, а это, говорил он, кое-что значит…
Их время
— С тех пор отец не выходил в море… — сказал Родольфо.
Над островом дул пассат. Он дул всё время с востока на запад. Когда солнце поднималось в зенит и горячие струи воздуха сливались в один могучий поток, ветер усиливался. На воде появлялись мелкие, едва заметные глазом чешуйки. Ветер дул всё сильнее, и полоски превращались в волны, волны — в медлительные тяжёлые валы. На рифе вспыхивали белые буруны, возникал угрожающий низкий гул.
Наступало время акул. Среди пенных гребней появлялись чёрные плавники — рыбы шли к Мата́нсасу, там был порт, и из него течение выносило в океан отбросы с мясных фабрик и городской мусор.
ХОЗЯИН КАМЕННОЙ НОРЫ
Плавая на рифе, я однажды сложил в кучку пять раковин. Даже не помню — зачем. Сложил и поплыл работать — фотографировать рыб.
Проплываю немного погодя — четыре. Одна пропала.
Каменная плита ровная, раковина не могла упасть. Не могла её и утащить какая-нибудь рыбина, ни одной большой рыбы поблизости. А своим ходом моллюск далеко уйти не мог.
Странно!
Плыву мимо кучки опять — а в ней уже три раковины!
Тогда я стал караулить. Раковины лежали около щели в камне. Вижу — оттуда высунулась чёрная ниточка, вертится, тянется к раковине. Высунулась побольше, превратилась в верёвочку, верёвочка
