Сейчас земснаряд был «привязан», как растяжками, четырьмя (по два с каждого борта) швартовами к противоположным берегам, но сам стоял почти на стрежне, и гневное в этом месте течение, огибая искусственную преграду, создавало дополнительные водовороты, боковые струи и вообще вело себя крайне непристойным образом. Но хуже всего было то, что реке подыгрывало и солнце, бросая сверху яркие лучи, а снизу водная рябь слепила солнечными зайчиками.

В общем, швартовых концов, держащих земснаряд за берег, Евгений Петрович не заметил. Пытаясь отвернуть влево, он подставил борт яхты течению реки. В этот-то момент из-за Вшивой горки налетел порыв ветра. Он ударил в парус и завалил его почти до среза воды. А водовороты завершили дело, неуправляемую яхту понесло к плоской корме землечерпалки. Все попытки исправить положение с помощью руля и паруса оказались тщетными.

Финал наступил мгновенно.

Яхту, захлестываемую буйным течением, со всего маху прибило к корме землечерпалки. Верх мачты зацепился за натянутый швартов. Яхта оказалась в ловушке между земснарядом и ставшим вдруг таким далеким берегом.

Вода ударила в борт, перекинулась внутрь яхты, прижала Евгения к днищу, захлестнуло рот, глаза, уши. Если и существует безумие природы, то в тот миг оно проявилось в полной мере и только к нему.

Яхту все плотнее прижимало к корме земснаряда и казалось, не было никакой возможности избавиться от этого дьявольского буйства реки.

На счастье кто-то из команды, оказавшийся на палубе землечерпалки, схватил багор и сумел отвести верх мачты от швартова. Яхта резко выпрямилась и вынырнула из-под борта земснаряда. Стоя почти по пояс в воде, залившей яхту, Евгений поблагодарил спасшего его речника взмахом сжатых над головой рук.

Он добрался до затона на веслах, в кровь измочалив ладони.

А невдалеке, метрах в двухстах, на самом изломе поворота реки, у противоположного берега выглядывало из воды пробитое днище большой корабельной шлюпки. Как позже рассказывали, командир одного из кораблей, моряк до мозга костей, тоже не учел нрав реки. И она не замедлила воспользоваться высокомерием человека: никто из находившихся в шлюпке не спасся.

Евгений поступил в заочную аспирантуру в Дальневосточном политехническом на второй год после его окончания.

Вызов для сдачи экзаменов пришел в Сосновку, где он работал матером на участке сборки корпусов торпедных катеров, и несказанно удивил всех его начальников. Но его отпустили… в неоплачиваемый отпуск, и билеты – за свой счет. В то время инженер еще мог позволить себе такие расходы. В качестве реферата была зачтена его дипломная работа, вернее, глава, посвященная научным исследованиям. Работая над этой главой, он еще студентом шестого курса обследовал танкера, приходившие во Владивосток, на предмет появления трещин в сварных конструкциях. Впоследствии это развилось в тему кандидатской диссертации…

И вот Евгений в рейсовом автобусе едет из аэропорта во Владивосток, который в то время был закрытым городом. На Океанской автобус для проверки документов остановил милицейский патруль. В качестве оправдательного документа Евгений протянул лейтенанту милиции справку-вызов для сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру. Лейтенант вполголоса прочитал справку, сверил данные паспорта и, козырнув, передал его документы. И вдруг он услышал голос с заднего сиденья:

– Ну, здравствуй, сосел!

Обернулся и узнал отца своей одноклассницы со странной фамилией Похил. Их семья переехала в поселок, когда он учился в третьем или четвертом классе.

Девочка с белыми косичками-хвостиками, с белым бантом, в белом фартучке, худенькая и большеглазая, появилась в классе как-то незаметно. В тот день Женя был санитаром и должен был доложить учительнице перед началом урока, у кого грязные руки, проверив, какие они на самом деле у всего класса.

У Похил руки были в чернилах – тогда писали перьевыми ручками, носили чернильницы-непроливайки, которые только так назывались, а на самом деле проливались в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте.

Когда Женя резво доложил учительнице, что у всех руки вымытые и очень чистые, Васька с задней парты ехидно и с торжеством заявил:

– А он не сказал, что у новенькой руки в чернилах!

Лицо у новенькой стало моментально красным, она стыдливо спрятала руки под фартук, а Женя стоял, опустив голову. В классе стало тихо, учительница говорила, какой он плохой санитар и что нехорошо обманывать старших, а тем более учителей. Женя стоял и ежился, а когда невзначай поймал взгляд учительницы, то увидел смешинки в ее глазах. Евгений не раз в жизни мысленно обращался к ней:

– Дорогая Екатерина Васильевна, учительница первая наша! Ты учила нас всего четыре года, но осталась в памяти на всю жизнь.

Женя, извините, теперь уже Евгений Петрович, стал ректором университета и в силу публичности своей должности стал появляться на экранах местного и даже центрального телевидения. И вот однажды раздался телефонный звонок и старческий голос прошелестел в трубку:

– Женя! Это Екатерина Васильевна. Ты меня помнишь?

У него как-то перехватило горло, и он не сразу смог ей ответить. Потом она звонила еще несколько раз, но встретиться так и не довелось, да он и хотел оставить ее в памяти молодую и красивую.

А Васька с задней парты все-таки «достал» Женю на следующий день после неудачного «санитарничества». Шоколадными конфетами тогда не баловали. Но были конфеты, такие круглые, с начинкой из повидла, оболочка которых, если долго-долго сосать становилась тонкой-тонкой, а потом если ее раскусить… получаешь, как сейчас говорят, «райское наслаждение». И вот когда оболочка стала тонкой-тонкой и осталось только ее раскусить, раздался Васькин голос:

– Екатерина Васильевна, а Гуримов конфету сосет.

Последовала экзекуция. Жене приказали положить конфету на учительский стол и встать у доски до конца урока. Все равно ему делать было нечего: задачу он решил уже давным-давно. С Васькой они после уроков, конечно, подрались.

Глядя с высоты прожитых лет, Евгений не раз задумывался: когда же кончается «ябеда» и появляется «стукач»? Ведь это тоже воспитывается, а их приучали к доносительству с малых лет, да еще как!

Хорошо, что Екатерина Васильевна не поощряла ябед, а как-то уже перед сдачей экзаменов за четвертый класс подошла к Жене, обняла за плечи и сказала негромко:

– Запомни, Женя, на всю жизнь – поступок рождает привычку, привычка рождает характер, характер рождает судьбу. Я верю, что ты вырастешь хорошим человеком, ведь ты у нас отличник. И, главное, не задавайся!

Став взрослым, в какой-то книге Евгений прочитал эту сентенцию про характер и судьбу, но это уже было вторичным.

Екатерина Васильевна потрепала его по голове:

– А взрослые книги тебе еще рано читать!

Она намекала на то, что как-то встретила его на дороге с кипой книг, которые Женя тащил домой из библиотеки. Она взяла том «Войны и мира» Льва Толстого и спросила: