Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как на ярмарке, — замечаю я. — До победного конца.
Второй тип начинает хохотать.
Ну и придурки эти двое. Первый выпрямляется. Ему плохо.
— Я сдаюсь, — говорит он. — Хватит, Фрэнк, будем друзьями.
Он ощупывает башку — и поделом ему, колени у меня жесткие. Затем мы принимаемся болтать, словно старые приятели.
— Как вы здесь оказались? — спрашиваю я.
— А вы?
— Послушайте, у меня есть подозрение, что вы все-таки из ФБР?
Он кивает.
— Так. И вас зовут Джек Карр?
Он потирает живот.
— Джек Карразерс.
Черт, это имя мне знакомо.
— Так значит, черт подери, это крупное дело?
Вид у него явно польщенный. Теперь он осторожно ощупывает свой нос.
— Дом окружен полицией, — говорит он. — О вашем появлении передали по рации.
— И вы меня не арестуете? — спрашиваю я.
Он улыбается.
— Это огорчило бы вашего отца… хотя лично вам пошло бы на пользу. Но я повторяю, вы ничем не рискуете — китаец все рассказал.
— А как же газеты?
— Пустая болтовня. Ловушка для некоей Уолкотт.
Я смотрю на Ричи.
— Видишь, — говорю я ему. — Я же говорил тебе.
— Ну пошли, проведаем Луизу. Теперь уже можно.
— Как это? — спрашиваю я.
— Слезоточивый газ.
Он направляется в сторону дороги.
Я иду следом за ним.
— Пошли, — бросает он Ричи.
— Мне совсем не интересно. Лично я не знаком с этой тварью. Пойду лучше посплю в машине. Я не выспался.
Он снова садится в бьюик, прежде чем кто-либо успевает остановить его, прилипает к баранке.
Он лениво устраивается, и вдруг рычит мотор, и он пулей срывается с места.
Паф! Паф!.. Паф!.. — Карразерс и другой полицейский стреляют по машине, но она уже свернула за угол. Я смотрю на Карразерса, он задыхается от злобы, и тут я опять получаю по башке.
Прежде чем потерять сознание, я отмечаю про себя, что ударили меня рукояткой пистолета и что калибры настоящих полицейских как-никак полегче.
Я прихожу в себя, если только это действительно я, — у меня впечатление, что недостает некоторых частей, — в пустой комнате с опущенными жалюзи. На улице еще светло — достаточно, по крайней мере, чтобы осветить помещение с белыми голыми стенами.
Минут пять я пожевываю свой язык, мягкий, как губка, и мне удается выжать немного слюны в самом уголке рта.
Добавлю для ясности, что руки мои связаны за спиной, и именно по этой причине мне кажется, что чего-то недостает. Я изо всех сил шевелю пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и пытаюсь подняться. Я лежу у самой стены, носом в угол, и это не совсем удобно.
Похоже, я не один. Есть еще двое жильцов. Слева от меня, спиной к стене, свесив голову на грудь, сидит женщина, а рядом с ней валяется еще кто-то.
Я вижу все лучше и лучше.
— Кто вы? — спрашиваю я тихо.
— Донна Уотсон… бедная Донна Уотсон, — отвечает она.
— Донна… это Фрэнк.
Она начинает смеяться низким хрипловатым смехом, таким жутким, что у меня холодеет спина.
— А это… — продолжает она, — это Джон Пейн, некто Джон Пейн… вернее тип, которого звали Джоном Пейном…
Мне становится страшно. У нее очень выразительный вид.
— Донна, — говорю я, — успокойтесь. Ну, что случилось? Мы выберемся отсюда.
— Как Джон, — отвечает она. — Парень, которого звали Джон Пейн, пока Луиза Уолкотт не порезала его бритвой.
Одним рывком мне удается встать на ноги, оперевшись лопатками о стену.
— Донна, — говорю я. — Ради всего святого, заткнитесь и перестаньте пороть всякую чушь.
Голова ее снова падает, и она замолкает. Я стою, словно деревянный, — они здорово меня отдубасили.
Прыжками добираюсь до Джона, если это действительно он. Он лежит рядом с Донной, руки его, как и у меня, связаны за спиной, лицо все белое. На нем светлый костюм, на брюках — кровь. Громадное расплывчатое пятно. Вокруг него тоже кровь. Он буквально плавает в луже крови.
— Он мертв, — говорит Донна — Он вопил минут двадцать и умер. Она убила его одним взмахом бритвы.
— Хватит, Донна.
В эту минуту я слепо ненавижу Луизу Уолкотт, мне хочется разорвать ее на куски.
— Донна, — говорю я, — мы должны выбраться отсюда.
Она смеется низким зловещим смехом.
— Ты, Фрэнк, — выговаривает она, — ты тоже отведаешь бритвы. А я — каленого железа. Железный болт, раскаленный на паяльной лампе… Она засунет мне его вот сюда…
— Донна, мы выберемся отсюда.
Я смотрю, как связаны мои ноги. Веревки довольно толстые, но это ничего.
— Перекатывайся к окну, — говорю я.
Она не понимает.
— Перекатывайся по полу и ложись под окном, — повторяю я.
Она делает, как я сказал.
— Я сейчас разобью стекло, нужно заглушить звон, — объясняю я. — Осколки посыпятся на пол.
Я тоже подбираюсь к окну, стараясь прыгать как можно тише.
Я надавливаю на стекло. С наружной стороны жалюзи опущены, как я вам уже говорил, — это просто везение.
Я всем телом наваливаюсь на стекло. Только бы не услышали шум. Трррах… — оно раскалывается. Большой осколок падает на Донну и впивается ей в спину. Она вздрагивает всем телом, но не произносит ни звука.
— Теперь отодвинься, — говорю я. — Только без шума.
Она послушно откатывается в сторону. Я занимаю ее место. Мне удается протиснуть ботинки по обе стороны оставшегося осколка. Лодыжки мои тесно прижаты друг к другу, и нужно, чтобы стекло прошло меж них, когда перережет первый виток веревки. Я начинаю осторожно поднимать и опускать ноги.
Готово. Один виток падает. Остальные — на месте. Каждый из них перевязан узлом, придется резать все по очереди.
Я чувствую, как кусочки моего мяса остаются на осколке, пока я орудую лодыжками, но только крепко сжимаю зубы. Дело движется — четвертый, пятый… Все.
Ноги мои свободны Попробуем их согнуть. Делаю несколько движений. Это удается мне с большим трудом. Но что такое? В коридоре раздаются шаги. Быстренько сгибаю и разгибаю ноги.
— Ляг на место, Донна, — поспешно говорю я. — Не шевелись. Лежи как мертвая.
Я сажусь на корточки рядом с ней. Дверь открывается. Входит женщина. Я наблюдаю за ней сквозь опущенные ресницы. Это лицо мне знакомо.