— Дурень ты, Яшка, — невесело усмехнулся Петр. — Разве в такой час умом думаешь? Как душа повелит, так и поступаешь. Лучше бы придумал какую тинктуру или микстуру… Неужто во всех книгах, что ты читал, ничего нет?

— Блюментрост лучше меня разбирается в медицине, он этому учился, всю жизнь посвятил, и то не знает, что тут поделать, — виновато развел руками Брюс.

— Лаврентий меня лечит по науке. От тебя же я хочу, чтобы ты в тех книгах поискал…

— Я искал и ищу, но… Если бы у меня было время!

— Лаврентий надеется, что я еще сколько-то проживу. Да и этот, новый, Азарини, обещает на ноги поставить. — Петр скривился, — Но если эта боль не прекратится, такой жизни и грешники в аду не позавидуют. Ищи в своих книгах лекарство, Яшка! Нельзя мне сейчас помирать, никак нельзя, не ко времени… Ступай, найди снадобье…

— Будет исполнено, господин бомбардир. — Яков Брюс поднялся, тяжело опираясь на трость. Вроде и не стар еще, только разменял шестой десяток, а бессонные ночи последних дней отняли, кажется, все силы. — А итальяшку этого гоните в шею. Они там, в Риме, все больше по срамным болезням мастера, навряд ли он больше в медицине понимает, чем Блюментрост.

Стоило Брюсу выйти из покоев государя, как его обступили придворные. На встревоженных лицах за вопросами о здоровье Петра читался один, самый главный: «Что нам-то теперь делать? Пора новому хозяину кланяться или обождать?»

Бесцеремонно растолкав напудренных стервятников, Брюс зашагал прочь из дворца. Надо сегодня же отправляться назад, в Москву, в Сухареву башню. Там его лаборатория, все инструменты и записи, там Либерия…

Я проснулся посреди ночи. Светящиеся цифры на будильнике показывали три часа.

Все тело болело, но это была приятная боль.

Безумно хотелось пить.

Осторожно, чтобы не потревожить Катю, я выбрался из-под простыни и побрел на кухню. Спохватившись, натянул джинсы — вдруг Женька опять всю ночь работала в большой комнате. Ох… Представляю, чего она наслушалась сегодня ночью!

Чувствуя, как горят уши, я осторожно выглянул за дверь. Женьки, к счастью, не было видно. Черт! Представляю, как она завтра будет ехидно ухмыляться! А какие перспективы для острот открываются, лучше и не думать! Впрочем, плевать! Оно того стоило!

Я босиком прошлепал на кухню. Достал из холодильника бутылку минералки. Налил в стакан.

Ох, Катя-Катюша, что ж мне теперь делать-то?

«А что? Разве тебе не понравилось? Мне вот, например, очень!»

«Хайша! У тебя совсем стыда нет!»

«Разумеется. Не забывай, я все-таки богиня!»

«Ты извращенка, а не богиня! Боги должны проповедовать высокую любовь, духовную!»

«Какие у тебя странные представления о богах! Духовная любовь? Это тебя точно кто-то обманул. Если существо не способно даже на плотскую любовь, то куда уж ему духовная-то?»

От теологического спора меня отвлек какой-то шорох в прихожей. Ми-ми спал на диване, до меня доносился его храп с характерным похрюкиванием.

— Паштет? — Я шагнул в комнату, включил свет. — Ты чего…

Я успел увидеть только смазанную тень, метнувшуюся ко мне из прихожей. Знак на груди отчаянно забился, но Отбой уже приблизился вплотную. Он врезал мне изо всей силы в солнечное сплетение, я сразу задохнулся от боли. Мышцы превратились в кисель, меня отбросило на полки с книгами. Посыпались на пол папки с делами, книги, какие-то безделушки. Отбой не давал мне упасть, мощными ударами буквально вбивая в полку. Перед глазами плыло.

Только левая рука действовала по своей собственной воле. Я почувствовал, как ее опутывают тонкие нити тьмы, и прохрипел:

— Дурак… беги…

Отбой не понял. Но даже если бы понял, навряд ли бы побежал. У оборотней очень жесткие понятия о чести. Ну и вообще, как я уже говорил, они слегка туповаты.

Спасла его, как ни странно, Катя.

На самом деле она вовсе не собиралась спасать Отбоя. Она собиралась спасать меня. Видимо, грохот падающих предметов ее разбудил, и она выскочила из комнаты в чем была — то есть ни в чем. Испуганно вскрикнула, нырнула назад и тут же вернулась. С бейсбольной битой. Все-таки потрясающе отважная девушка!

Удивительно, что способна натворить бейсбольная бита в руках слабой девушки!

Отбой заметил мой взгляд и даже успел повернуться.

Очевидно, вид обнаженной валькирии вызвал в нем мгновенный ступор, и он не успел трансформироваться. А в следующее мгновение бита со звонким стуком влипла в его лоб. Да, оборотни — крепкие ребята. Особенно крепкая у них голова. Несмотря на то что Отбой был в человеческой форме, даже удар бейсбольной битой по голове лишь слегка оглушил его. Мне удалось собрать остатки сил, взять его голову в борцовский захват и рвануть назад. Хрустнули позвонки, оборотень обмяк и рухнул на пол.

Катя, выронив биту, закрыла лицо руками и заплакала.

— Ну тише, тише… — Я обнял ее, гладя по волосам и одновременно пытаясь прогнать совсем некстати возникшее желание. — Все в порядке. Все уже закончилось!

— Мы его убили! — прохныкала девушка, — Нас посадят!

— К счастью, нет… или к сожалению. Оборотни очень живучие. Этот очухается максимум через полчаса.

Вспомнив об этом, я усадил Катю на диван и полез в кладовую. Конечно, волколаки чудовищно сильны, но двенадцати миллиметровый капроновый шнур даже оборотню-медведю не порвать. Отбой оказался крепче, чем я думал, он пришел в себя как раз к тому моменту, когда был затянут последний узел у него на щиколотках.

— Черт… голова болит! — пожаловался оборотень, подергавшись и убедившись, что веревку ему не порвать. — Воды дай, а?

— Катенька… э-э-э… накинь на себя что-нибудь, — Я сходил на кухню, налил в стакан минералки, уселся рядом с Отбоем, прижав холодную бутылку к стремительно распухающей скуле. Приложил край стакана ко рту оборотня, — Пей.

— Спасибо. — Напившись, Отбой посмотрел мне в глаза, — Ну?

— Что — ну?

— Что делать со мной будешь?

— Не знаю, — признался я, — По уму, следовало бы вызвать сюда Ивора и сдать тебя как нарушителя конвенции. А по совести, то сначала пристрелить, а потом вызвать Ивора. Потому как достал ты меня нереально.

— Кишка у тебя тонка, — хмыкнул Отбой.

— Можешь себя успокаивать, — пожал я плечами. — Если бы ты угрожал только мне, я бы не особо беспокоился. Сам видишь — все твои попытки заканчиваются ущербом для тебя самого. Будь на твоем месте кто поумнее, давно сделал бы из этого правильный вывод. Но ты угрожаешь моим близким, а значит, мне все-таки придется от тебя избавиться. Ради них.

— Брось! — Отбой встревоженно нахмурился. — Ты не сможешь! Все знают, что ты никогда никого не убивал!