Мария смотрела на подругу.

— Его не существует, — сказала Германи.

Звуки октябрьской ночи моментально заполнили образовавшуюся тишину и также моментально улетучились, когда Мария тщетно пыталась приподняться.

— Что?

— Я сказала, что его не существует. У меня нет никакого молодого человека с политологического. Нет никакого Руди.

— Я ничего не понимаю.

— Я его выдумала, Мария. Не существует студента-политолога по имени Руди. У меня вообще нет никакого молодого человека, и я не занимаюсь сексом часами напролет, как ты думаешь.

— Но… я все равно не понимаю.

— Ради бога, Мария, я его придумала!

— Зачем?

Не имея больше сил смотреть на удивленное лицо подруги, Германи опустила глаза на свечу и отпила вино.

— Ну, понимаешь, сначала были только ты и я, нам было весело друг с другом. А потом в твоей жизни появился Майк, и ты перестала принадлежать только мне. Не знаю, наверное, мне было просто обидно или завидно. — Ее тихий голос наполнил круг света. — А потом ты начала с ним встречаться, и я… я не знаю, мне захотелось показать тебе, что я тоже, понимаешь, могу дружить с парнем, и все такое.

Германи замолчала, и Мария поймала себя на том, что слушала ритм собственного дыхания. В комнате было темно и душно; от вина у нее кружилась голова. Моргнув, она посмотрела на подругу.

— Мне очень жаль, — сказала она тихо.

Избегая смотреть Марии в лицо, Германи подняла голову, наполнила стакан вином и выпила залпом. «Есть еще кое-что, но ты вряд ли сможешь это понять», — подумала она.

Германи сама не понимала того, что с ней происходило, и поэтому не могла объяснить этого подруге. Ей не нравились мальчики, но ей безумно хотелось, чтобы это было не так, она боялась собственной сексуальности и шокирующих снов или, быть может, фантазий, которые посещали ее в последнее время.

Германи покачала головой и печально уставилась на пламя свечи. Ей хотелось, чтобы Мария обняла ее, позволила ей поплакать на своем плече, хотела почувствовать себя нужной ей, попытаться найти способ сказать, как сильно она ее любила…

— Тебе не нужно ничего выдумывать, — услышала она голос Марии, — мне все равно, есть у тебя парень или нет.

«Ты не понимаешь, — стонал разум Германи, пытаясь, сквозь винное затмение, поймать, сформулировать мысль, которую она не могла сформулировать на протяжении многих месяцев. — Я не хотела, чтобы ты думала, что я какая-то странная, что со мной что-то не в порядке…» Но эта мысль, как всегда, ускользнула от Германии, как будет ускользать от нее еще долго, до тех пор, пока она не узнает о себе всю правду и не поймет, кто она такая. Боясь себя и ужасаясь того, что она подозревала, Германи с несчастным видом сказала: «Вообще-то, Мария, я… Я никогда не занималась сексом с парнем…»

Этот вечер, казалось, не закончится никогда. Марию разморило от жары и выпитого вина. Будь она трезвой, она бы смогла уловить то, что пыталась сказать ей подруга, смогла бы избавить Германи от мучительных попыток выразить то, чего она сама не понимала. Но Мария пила вино, мыслила неглубоко и слышала только то, что было сказано. Потягивая вино, она любовалась длинными черными волосами Германи, в которых отражался свет горевшей свечи; ей хотелось прикоснуться к ним, погладить их, ощутить их шелковистость, запустить в них пальцы…

— Вот так… — произнесла Германи со вздохом, — теперь ты знаешь мой самый темный, самый потаенный секрет.

Мария улыбнулась.

— Я рада, что ты мне рассказала, — пробормотала она.

Губы Германи растянулись в ответной улыбке, но глаза были полны печали.

— Нам, наверное, Мария, глупо иметь друг от друга секреты. Ты и я, мы ведь близкие подруги, да? — Она подняла свои темные глаза, — Мария?

— Г-м?

— Расскажи мне, ну… о ребенке.

Лежа с закрытыми глазами, Мария наслаждалась ощущением тепла и неги, которые распространялись по всему телу.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь. Как это было? Ну, в смысле, заниматься этим?

Мария резко подняла голову.

— О чем ты говоришь?

— Мария, тебе понравилось это, понравилось заниматься с парнем сексом?

Внутри Марии возникло щемящее, давящее чувство, чувство, которое она не испытывала уже много месяцев, с того самого вечера, когда она достала из аптечки отца бритвенные лезвия; опьянение мгновенно испарилось.

— Германи, я же говорила тебе, откуда взялся этот ребенок.

Голос подруги был тверд.

— Ага, говорила. Я просто хочу сказать, что ты можешь рассказать мне правду, понимаешь? Боже, партен-блаблабла. Ты сделал это с Майком, да? Ты разрешила ему трахнуть тебя? Как это было? Классно?

Мария впилась пальцами в диван, ей нужно было за что-то ухватиться, почувствовать опору.

— Германи, я сказала тебе правду. Ребенок зачался сам по себе. Именно по этой причине у меня и будет девочка. Я же тебе говорила об этом. Ты сказала, что поверила мне. Я ни с кем ничего не делала. Тем более с Майком.

Голос подруги звучал где-то вдалеке, словно за ватной стеной.

— Мария, не бесись. Я же рассказала тебе про Руди, поделилась с тобой самым сокровенным. Никто больше не знает об этом, даже моя мама думает, что он существует. Ты единственная, кто знает правду. — Слова вылетали из Германи как из пулемета. — Я знаю, что ты сказала доктору Вэйду, и я уверена, что он верит тебе. Также как и священник и родители, но, Мария, мне-то ты можешь сказать правду, потому что я никому не расскажу. Это останется строго между нами, так же, как и мой секрет про Руди. Мария! — Германи схватила Марию за руку. — Скажи, что ты сделала это с Майком!

Мария почувствовала, как внутри нее начало что-то подниматься. Это что-то зародилось в самых глубинах ее существа, проложило себе путь наверх и вышло через ее горло.

— Бог мой…

— Мария!

Отбросив руку Германи, Мария села, затем, приложив усилие, встала на ноги; ей даже удалось сделать это с первой попытки и ни разу не завалиться на спину.

— Мария, подожди! Извини меня! Я не хотела…

Но Мария уже бежала прочь. Она даже не думала, что будучи такой тяжелой и неуклюжей, сможет бежать, но она бежала. Найдя в темноте входную дверь, она выскочила на улицу.

Марии хотелось поговорить с отцом, посидеть рядом с ним, излить ему душу; но она не могла ждать, когда он придет домой, ей нужно было поговорить с ним прямо сейчас. Была среда. Она знала, где он. Поставив машину на стоянке клуба, Мария решительно вошла внутрь и спросила отца. Она представляла, как Тед бросит свое занятие, быстро переоденется и отведет ее куда-нибудь выпить кока-колы.

Чего Мария не представляла, так это услышать от одетого в футболку администратора клуба, стоявшего в фойе за конторкой, следующую фразу: «Тед Мак-Фарленд не появлялся в клубе со дня окончания его членства, года два или три».