Нора остановилась перед мойкой и заплакала, глядя, как муравьи вытаскивают из гнезда все новые и новые яйца. Она плакала, сметая муравьиные яйца в картонную тарелку, плакала, когда несла их на задний двор и смешивала с землей, в том месте, где собиралась сажать подсолнухи. Потом она долго сидела на кирпичном бордюре, которым мистер Оливейра заботливо окружил дворик, а когда выплакалась, то поняла, что сможет без слез смотреть, как Эйс обувается.

Когда он заставил себя выйти из спальни, Руди ждал его на крыльце, и Эйс пристегнул к ошейнику поводок. Они прошли через задний двор и двинулись вдоль заборов, и поскольку шли по прямой, очень быстро выбрались на дорогу. Эйс спустил Руди с поводка, и они наперегонки бросились к «форду», который оставили за Покойничьей горой, пока не выбежали в поле. Здесь не было больше изгородей, воздух благоухал, как в те времена, когда повсюду цвели клевер и лиловые люпины в человеческий рост, а Покойничью гору покрывали заросли диких роз, цветы на которых держались всего неделю в году.

В последнее воскресенье июня Нора с Джеймсом отправились на задний двор с двумя ложками и пакетом подсолнуховых семян. День выдался изумительный, жаркий и погожий, в вышине плыли белые облака, напоминающие попкорн. После обеда, состоявшего из тунца с шоколадным молоком, Нора посадила Джеймса в коляску, чтобы поспал по пути. Она остановилась на ведущей к дому дорожке, намереваясь закурить, и тут к обочине подъехала Донна Дерджин в незнакомой машине. Она трижды просигналила и стала смотреть на свое бывшее жилище, но ничего не произошло. Донна снова нажала на клаксон. Нора, обогнув машину, подошла к водительской дверце и постучала в окно. Донна вздрогнула, но, узнав Нору, опустила стекло.

— Черный цвет фантастически вам к лицу, — сказала Нора, — Потрясающе выглядите.

Донна улыбнулась и поправила черный обруч на голове. На ней были черный хлопчатобумажный свитер и такие же облегающие брючки, коротко подстриженные светлые волосы кудряшками обрамляли лицо.

— Я приехала за детьми.

— Рада за вас.

— Я беру их каждое воскресенье, он знает, что я приезжаю к часу.

— Думаю, он нарочно хочет заставить вас понервничать, потому что вы такая красавица, — Нора протянула руку и, надавив на клаксон, зажала его в таком положении, — Сейчас выйдет как миленький.

Из дома показался Роберт Дерджин в майке и джинсах и заорал, чтобы Донна немедленно прекратила.

— Вот видите? — усмехнулась Нора.

Донна вышла из машины встретить детей. Она присела на корточки и пощекотала Джеймса под подбородком.

— Представляете, я сейчас заблудилась, пока ехала. Запуталась и перестала понимать, на какой улице нахожусь.

Донна распрямилась, и они с Норой, прислонившись к машине, стали смотреть на дом.

— Мне всегда хотелось поставить справа от крыльца беседку, — сказала Донна, — Увитую красными розами.

— С этими розами один геморрой, — Нора раздавила окурок подошвой туфли. К ее удивлению, Донна Дерджин рассмеялась. — Нет, правда. Сначала их нужно опрыскивать от тли, потом подкармливать, потом обрезать на зиму, а потом молиться, чтобы дети не ободрались о колючки. Лучше уж подсолнухи. Приезжайте в августе, сами увидите. Их у меня будет целый лес, и все шесть футов высотой.

Женщины одновременно улыбнулись при мысли о кольце желтых цветов, поворачивающих головки вслед за солнцем.

— А знаете, я ведь собираюсь забрать детей к себе насовсем, — сказала Донна.

Дети были уже на крыльце, но Роберт все никак не отпускал их, давая последние напутствия.

— И откуда что берется, — заметила Донна. — Он пишет мне записки с указанием, чем кормить их на обед. Можно подумать, что не я готовила им обеды все эти годы!

— Рвите эти писульки, когда дети не видят, — посоветовала Нора.

— Так я и сделаю, — Донна ухмыльнулась и двинулась по дорожке.

Нора немного посмотрела на них, потом развернулась и зашагала к Харвейскому шоссе. Теперь она знала название каждой улицы и каждый ее закоулок, знала, какая из них заканчивается тупиком, а какая выводит к шоссе. В каждом квартале мужчины подстригали траву, и пахло так сладко, что хотелось немедленно улечься на газоне у кого-нибудь перед домом. Джеймс уснул в коляске, положив ладошки на колени и уронив голову на плечо. Нора осторожно преодолела обочины, а когда они выехали на Полицейский луг, прикрыла голову малыша панамкой. Она поздоровалась с несколькими знакомыми матерями и помахала Линн Вайнман — та сидела на трибуне в верхних рядах.

Нора подкатила коляску к трибуне. Она была в тех же самых шортах-бермудах и кроссовках, в которых работала в саду, волосы стянуты в хвост и перехвачены резинкой. Она уселась на скамью в самом нижнем ряду, может, вид отсюда открывался и не самый лучший, зато можно не будить Джеймса. На противоположном конце поля под навесом на деревянной скамье сидели одетые в голубое «Росомахи». Нора вытащила из пачки сигарету, закурила и откинулась назад.

— Эй! — окликнула она проходившего мимо Джо Хеннесси. Он вел сквозь толпу Сюзанну, прижимая к груди большой стакан с попкорном. Оклик Норы заставил его обернуться в замешательстве, — Джо! — позвала Нора и похлопала по скамье рядом с собой.

Хеннесси на миг застыл, пытаясь сообразить, кто его зовет, и захлопал глазами, но потом все же узнал соседку. Ему пришлось уговаривать Сюзанну повернуть обратно, она не сразу согласилась подойти.

— Хочет сидеть на самой верхотуре, — пояснил он Норе.

— Очень тебя понимаю, — сказала та девочке. — А где Эллен?

— Ей вчера пришлось допоздна задержаться на работе, так что сегодня она отдыхает. А я теперь по субботам и воскресеньям пасу детей.

— Повезло им с отцом.

Нора бросила окурок на землю и ухмыльнулась.

— Нет, — покачал головой Джо, — Вовсе нет.

— Папа! — возмутилась Сюзанна, дергая отца за руку. — Ты обещал!

— Я обещал, — признался Хеннесси Норе.

— «Росомахи, вперед», правильно?

— Правильно, — кивнул он, не двигаясь с места. — У вас все в порядке?

— Ну конечно. — Нора провела рукой по своим шортам и улыбнулась, — Просто я работала в саду, поэтому в таком виде.

В прозрачном желтом свете кожа Норы казалась золотистой.

— Я не об этом.

Джеймс заворочался в коляске, сунул большой палец в рот и громко зачмокал, он всегда делал так перед тем, как проснуться.

— Я поняла.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Хеннесси подхватил Сюзанну и стал подниматься на трибуну. Нора проводила его взглядом, потом заметила, что Джеймс проснулся и смотрит на нее.

— Золотко мое, — сказала она, вынимая его из коляски и устраивая у себя на коленях.

На поле начали выходить игроки команды соперника. Нора приставила ко лбу ладонь и прищурилась, пытаясь высмотреть на скамье под навесом Билли в новенькой голубой униформе. Малыш Джеймс, теплый и разомлевший со сна, заерзал у нее на коленях, затем потянулся и обхватил ручонками за шею. Небо над бейсбольным полем сияло яркой прозрачной голубизной, только на востоке краснела неширокая полоса, сулившая хорошую погоду и в дальнейшем. Нора обдула потную шею Джеймса, потом поцеловала его. Она откинулась назад и указала малышу наверх, чтобы он увидел, как первый мяч летит в голубую высь над стадионом, — туда, где висела неподвижная луна, белая и полная, появившаяся в небе задолго до первых сумерек.