— Да, — подтвердила та. — Ее бедная мать была моей любимой дочерью.

— А по отцу родственники есть? — спросил опер Машку.

Та перестала реветь и обниматься.

— Есть, Санчес. Помните, который вместе со мной яйца бросал в Жидоморова? Он папин племянник.

Крюков нахмурился.

— Так, значит тоже наследник, только второй очереди. Как ты думаешь, он может убить?

Машка гордо выпрямилась и надула губы.

— Кто, Санчес? За деньги? Никогда в жизни! Он же идейный. Он считает, что убивать можно только за идею революционной борьбы.

Крюков презрительно усмехнулся.

— Да? Милый мальчик, наверняка из хорошей еврейской семьи. Поди, в детстве на скрипке играл. Ну что ж, идея — это хорошо. Например, такая — получить очень много денег для своей борьбы. Убедительно?

Машка поджала губы и задумалась. На сей раз ее ответ был не таким категорическим.

— Но ведь Санчес еврей. Он никогда не свяжется с какими-то исламскими террористами!

— Вот только на это я и надеюсь, — признался опер. — И еще я очень хотел бы знать — кто впустил убийц в вашу квартиру?

Санчес восхищенно вздохнул. Он чувствовал себя ребенком в магазине игрушек Деда Мороза. Только вместо витрин магазина его окружали бетонные стены ангара, а вместо игрушек на полках лежали автоматы, пистолеты, винтовки и коробки с патронами.

А вместо Деда Мороза по сказочному миру мечты его водил Анвар.

— Идем, э! Взрывчатка у меня хранится дальше, в отдельном помещении. Сам понимаешь, нужна осторожность. Если рванет, мало не покажется, э!

Он открыл тяжелую сейфовую дверь и провел Санчеса в небольшую комнату, по обе стороны которой высились закрытые шкафы.

— Здесь у меня взрывчатка на любой вкус. Тротил, тол, тринитротолуол, блин, фиг выговоришь. Динамит даже есть, но я тебе его брать не советую. Бери пластиковую — хочешь нашу, хочешь чешскую. Да, вот ключи от хаты твоего дяди. Забери, они больше не нужны.

Санчес замер, вертя в пальцах связку ключей.

— Ты ведь сказал, что ключи от дядиной квартиры тебе нужны, чтобы покопаться в его компьютере. Это ты его убил?

Анвар сморщился, как от зубной боли.

— А, снова ты об этом! Ну, сколько можно? Во-первых, убил не я. Я вообще человек мирный, никого не убиваю…

— Да? — удивленно перебил его Санчес и обвел рукой вокруг. — А это тогда зачем?

Анвар улыбнулся.

— Как зачэм? Для самооборона, зачэм еще? А во-вторых, хочу тебе напомнить, что ты теперь почти наследник. Миллиарды долларов, а? Только дочка его мешает. Представляешь, сколько таких складов можно купить? Да что там, атомный бомба купить можно, куда хочешь привезти, закопать и еще на дэвочек деньги останутся.

— И что ты мне предлагаешь? — раздраженно спросил Санчес. — По-твоему, из-за этого я должен убить Машку?

— Вах! Зачем сразу убить? Хочешь, женись на ней. Не хочешь жениться, убей. Не хочешь убивать, пусть доверенность даст тебе «бабки» получать. Сколько возможностей! Я тебе даже завидую.

Санчес покачал головой.

— Ты не мне, ты Мусе завидуешь. Иначе зачем тебе надо, чтобы я его рынок взорвал?

Анвар воздел руки к небу, призывая его в свидетели.

— Как я могу Мусе завидовать?! Муса — ишак! Свинину ест, — тут Анвар подумал, что собеседнику такие аргументы вряд ли покажутся убедительными и добавил: — Муса трудовой народ на рынке обманывает. Он настоящий капиталист-империалист, э!

— А ты кто, пролетарий или революционер, что ли? — презрительно ухмыльнулся Санчес.

Неожиданно Анвар посмотрел на него прямо и пронзительно.

— Сам как думаешь? — спросил он, при этом его «капказский» акцент разом куда-то исчез. — Интересно, кем ты меня считаешь? Чуркой? Черным? А у меня, между прочим, мама — русская. Когда я в школу пришел, не очень хорошо по-русски говорил. Надо мной все смеялись. Тогда про тех, кто русский плохо знал, говорили: «Он вчера с гор спустился». Про тех русских, кто местный язык не знал, худо не говорили. Это было нормально. Обычная политика колониальной империи. И что от вашей империи осталось? Куча мусора, которая с каждым днем все уменьшается. Скоро совсем исчезнет, как только нефть подешевеет или американцы водородное горючее придумают. А сила моего народа, сила родовых отношений, религии, нации — вечна. Я — варвар. Моя миссия, если хочешь, состоит в том, чтобы окончательно сокрушить Российскую империю. Сейчас она уже стоит на коленях. Раком стоит. Подходи и трахай, кто хочет. Лишь «бабки» плати вашим правителям. Осталось сделать контрольный выстрел. И я его сделаю.

Санчес посмотрел на оратора со смесью уважения и сомнения.

— Но тогда почему ты хочешь взорвать рынок Мусы, а не Кремль?

Взгляд Анвара вдруг снова стал блудливым и хитрованским.

— А ты можешь взорвать Кремль? Нет? Я так и подумал. Поэтому прошу взорвать хотя бы рынок. Ты ведь в шахматы играешь, да? Тогда зачем спрашиваешь? Не все сразу. Сначала рынок, потом Кремль. Ты взрывчатка хотел? Получил? Хороший взрывчатка, пластилин-взрывчатка! Много взрывчатка. Теперь взрывай кого хочешь. И получил ты ее бесплатно. За то, что ключи от дядиной квартиры дал. И еще я у тебя совсем фигня прошу — немножко Мусу взорвать. Так берешь или не берешь?

— Согласен, — вздохнул Санчес. — Давай.

Ему бы радоваться, но тягостное ощущение предстоящей беды не отпускало. Он чувствовал, что заключил сделку с дьяволом.

Анвар одобрительно похлопал его по плечу.

— Взрыватели получишь у моего человека, так надежнее. Работать будете вместе. Найдешь его на рынке. Спросишь Алана из службы безопасности.

Утром ни свет ни заря Крюкову позвонил дежурный по его родному управлению Алеша Попович.

— Слухай, Крук, тут до тябэ по городскому тяляфону цялый дзень какой-то сябр дозваниваца, — сообщил он. — Дать ему твой мабылный тяляфон?

— Ты ему лучше номер моего мобильного дай, а сам «тяляфон» мне еще пригодится, — поправил сыщик. — А что за «сябр»? Не представился?

— Ня знаю. Он гаварыт, пырыдай, что званыт тот, кому Крук на рынце галошей сыняк пид глаз поставил.

— Может не галошей, а кедой? — уточнил опер.

— Та какая разныця? Мабуть и кэдой.

— Давай скорее. Жду его звонка! — заорал сыщик.

Через секунду мобильник Крюкова исполнил арию Папагено из оперы Моцарта «Волшебная флейта». А не какую-нибудь «Бригаду», между прочим. Сыщик нажал кнопку связи.

— Опер Крюк на проводе.

— Это Алан, — представился рыночный знакомец. — Есть срочное дело. На рынке заложена бомба.

Приезжай, как сможешь, чем быстрее, тем лучше. Тут заваривается что-то нехорошее.

— Ты знаешь место, где лежит бомба? — спросил опер.

— Знаю. Я сам ее туда заложил, — успокоил его Алан. — Буду ждать тебя возле калитки. Ты помнишь, куда она выходит?

Крюков помнил. Через пятнадцать минут он остановил