Резким рывком — за счет только мышц брюшного пресса — я сел, оказавшись на полу, как раз посередине между коленями сопровождающих. Положение было крайне неудобным, так как совершенно не оставалось места для маневра.

— Левый опаснее, — предупредила Милая.

Сжав телефонную трубку в кулаке (для усиления), я коротко замахнулся и ударил точно в коленную чашечку санитара, сидевшего слева от меня. Оптимальным вариантом было бы попадание в пах, но он был плотно прикрыт выставленными вперед полусогнутыми ногами.

— А-а-а! — дико заорал он, обхватив обеими руками поврежденную ногу.

Я обернулся к второму сопровождающему — менее опасному с точки зрения Милой, и в следующее мгновение получил нокаутирующий удар ботинком в челюсть.

У моего противника была отличная реакция, кроме того, в силу своей профессии он настолько привык к трупам, что не испугался, когда один из них неожиданно ожил. Как говорится, рассуждая философски, — чего в жизни не бывает...

Опершись рукой на жесткое сиденье, он перенес вес тела на левую сторону, а правой, с полоборота, резко ударил.

Голова моя дернулась, в глазах потемнело. Было неизвестно, сломана челюсть или нет, но как минимум одного зуба я точно лишился — кровь во рту смешалась с осколками эмали.

При падении я сильно ударился затылком о пол, и, возможно, именно эта резкая боль не позволила мне провалиться в глубокий обморок.

Впрочем, мой персональный реаниматор по-прежнему оставался на месте.

Руку, до сих пор судорожно сжимавшую телефонную трубку, пронзил электрический заряд.

Милая приводила меня в чувство. Однако даже эта крайняя мера вряд ли бы помогла, если бы она не взяла под контроль мои конечности.

Я по-прежнему лежал распластанный на полу, когда ноги сами собой согнулись, колени подтянулись к груди, а затем резко распрямились...

Нечеловеческой силы удар пришелся в стык сустава, начисто сломав ногу несостоявшемуся философу. Осколок кости вышел наружу, и мгновение спустя, когда нервные окончания донесли до сознания тяжело-кровавый сгусток боли, санитар страшно закричал.

Следующий удар ногой пришелся ему в голову, после чего он замолчал — если не навсегда, то надолго. Как минимум тяжелое сотрясение мозга было гарантировано. Я уже не раз отмечал: Милая не одобряла полумер. Ее жизненным кредо было никогда не оставлять за спиной врагов.

Еще один удар достал второго санитара, и грузовой отсек автомобиля оказался полностью в наших руках.

Мы неслись с бешеной скоростью, оглашая улицы города воем сирены, поэтому водитель только сейчас услышал шум, доносившийся из салона.

По-прежнему балансируя на грани сознания, я попытался было встать, но в этот момент человек, сидящий за рулем «скорой», ударил по тормозам. От резкого толчка я завалился назад и, в очередной раз ударившись головой, окончательно потерял сознание.

В какой-то мере это было даже на руку Милой.

Обернувшись, водитель увидел нелепую, противоестественную картину. Двое санитаров без чувств валялись на полу в луже собственной крови, а прямо над ними возвышался оживший мертвец, спина которого была неестественно прогнута назад, а голова безвольно свешивалась набок. Дополняли картину смотрящие в пустоту белки глаз (зрачки закатились глубоко под веки) и бледно-синяя кожа совершенно голого тела.

Несколько секунд шофер оцепенело лицезрел этот оживший кошмар, казалось, не в силах шевельнуться. Но когда Милая, издав низкий утробно животный рык, сделала моим телом шаг в его направлении, человек наконец очнулся. Дернувшись, как будто получив удар электричеством, он резко открыл дверь и выпрыгнул на проезжую часть. К счастью для водителя, скорость наша была уже почти на нуле и поблизости не оказалось машин.

— Просыпайся. — Болезненный импульс привел меня в чувство. — Нет времени рассиживаться. Садись за руль — и поехали.

Сплюнув скопившуюся в полости рта кровь вместе с осколками зуба, я вытер рукой окровавленные губы. У этого санитара отлично поставленный удар... Был... Наверное, я бы не слишком удивился, узнав, что он имел немалый боевой опыт.

— А почему бы нам просто не уйти? — Склонившись к одному из тел, я начал стаскивать с него одежду — в сложившейся ситуации было не слишком разумно продолжать изображать из себя воинствующего нудиста. — Хотя... Кажется, сейчас я не в состоянии не то что передвигаться самостоятельно, но даже вести машину...

— Знаю, но через пятнадцать минут ты будешь уже в приемлемой форме. Кроме того, — добавила Милая, — машиной управлять намного легче, чем просто идти, это во-первых, а во-вторых, у нас незваные гости — вертолет наблюдения.

— Проклятье, — выругался я. — Откуда он взялся?

— Только что появился. Вероятно, они решили подстраховаться. Проконтролировав маршрут «скорой» до пункта назначения. Я лишний раз убеждаюсь, что нам противостоит очень серьезный противник. Мы обманули военных, но кто-то, стоящий над ними, проанализировал ситуацию и, судя по всему, вычислил нас.

— Мы сможем от него оторваться? — Голова моя в отличие от тела работала нормально.

— Попробуем... Хотя это будет и непросто.

В салоне автомобиля неожиданно включилась рация.

— Двадцать четвертый, отзовитесь... Что у вас происходит? Почему остановились?

— Выключи сирену, это красный тумблер справа от рулевой колонки, положи меня на приборный щиток и заканчивай быстрее свое переодевание — нам нужно двигаться.

Я сделал все, как она сказала.

— Какая-то собака бросилась на проезжую часть, прямо под колеса. Ее хозяйка...

Милая синтезировала голос водителя на основании анализа его крика. Неизвестно, насколько хорошо ей это удалось, потому что нас и без того подозревали, держа под колпаком.

— Немедленно продолжить следование по маршруту...

— Вас понял. Конец связи.

— Готов? — Этот вопрос был уже обращен ко мне.

— Да.

— Тогда поехали.

Я с трудом протиснулся на водительское сиденье — тело все еще не вполне подчинялось командам.

— Куда едем?

— Прямо, до конца этой улицы, потом направо, некоторое время наши маршруты будут совпадать. Это должно их успокоить. Затем резко поменяем направление.

— Может, поделишься со мной своими планами? — Я понятия не имел, как можно отделаться от вертолета наблюдения.

— Включи радио.

— Что?

— Я сказала, включи радио.

Спорить было бессмысленно. Она явно знала, что делала.

Палец вдавил пластиковую кнопку, и из динамиков полились звуки незамысловатого мотива.