Я только изредка шевелю плавниками, чтобы показать, что я пока в этом измерении. Я целый день занималась рекламной кампанией, потом покупала дом, потом обнаружила у себя морщины, а теперь еще и это. Сумка мне нравится, в нее помещается ежедневник, зонт, помада, ключи, планшет и пара килограммов яблок. Хорошая сумка, очень вместительная и практичная. И стирается хорошо. Я на нее нашила божью коровку, забавно очень.

– Все, идем.

Ольга перестала меня терзать, и я иду за ней, обвешанная покупками, как верблюд. Теперь надо носить это, что ли? У меня были кофточки, которые покупал Мирон, они к этому подойдут.

– Куда поедешь ночевать, к Мирону или к себе?

– К Мирону.

Если есть человек, желающий моей смерти, то мне лучше быть подальше от Петьки и Тоньки.

– Брата твоего приняли на работу в наш айти-отдел, завтра выходит. – Ольга тормозит. – Иди, открывай ворота.

– Ты что, со мной останешься?

– Посижу с тобой, потом поеду домой. – Ольга ухмыльнулась. – Ты же сейчас будешь себя накручивать насчет покупки дома и насчет денег перегреваться и в итоге изведешь себя, а завтра станешь похожа на зомби из фильма ужасов. Нет, мы с тобой посидим, поужинаем, я тебе еще раз все разложу по полочкам, а когда уйду, ты сведешь все в кучу и поймешь, что я права.

Мы разгружаем машину и несем покупки в дом.

– Сегодня я готовлю ужин. – Ольга направилась к холодильнику. – А ты отдыхай.

– Я тогда тюльпаны пойду посажу.

– Лина, темно уже!

– Ну и что? Включу наружное освещение, луковицам все равно, день или ночь. Днем я занята, а сейчас у меня есть время. Их надо как раз в конце октября высаживать.

– Ну красиво жить не запретишь. Иди, высаживай, только мне оставь немножко, я в Озерном посажу, давно собиралась, да все купить забываю.

– Я тебе и нарциссы оставлю.

Бабуля выдала мне целую трехлитровую банку разных луковичек, и я высаживаю их около крыльца и под забором, и вдоль дорожки. То-то удивится Мирон, когда они в конце апреля начнут цвести! Надо бы оставить немного и посадить около того дома. Ну, который я купила. Или на даче высадить?

– А где твоя дача? – Ольга достает из пакета продукты. – Ты не говорила, что у тебя дача есть.

– У нас с Петькой пополам. В Привольном, это в пяти километрах от Александровска.

– Это в Научном городке, что ли? – Ольга присвистнула. – Там участки огромные, причем на берегу реки.

Мне ли не знать. Полгектара и спуск к реке. И старый, но очень крепкий дом, в котором гостиная с камином, голубой в цветочек рояль, большая веранда и четыре спальни. И шкаф с бабушкиными вещами. И особенный запах, к которому мы привыкли с детства.

– Да. Родители моей бабушки были сотрудниками какого-то института, вот им участок и выделили, перед самой войной дом построили.

– Я хотела купить там дом, но мне это оказалось не по карману.

Ольга задумчиво крутит в руках морковь, а я снова думаю о нашей авантюре с покупкой дома, который даже и не дом, а просто развалина, что бы ни говорила Ольга. И мысль о том, что я сегодня влезла в огромный долг и купила дом, в принципе не пригодный для жилья, снова ужасает меня. Видимо, придется просить Мирона позволить нам пожить у него, но это совершенно неприемлемо, а потому я завтра займусь поисками аренды – ну, не может быть, чтобы во всем городе не сдавался в аренду ни один дом.

Луковичка упала, я пытаюсь подхватить ее, но она катится в листья, и я нагибаюсь за ней. Что-то зарылось в листья за моей спиной, а вот и луковичка. Это последняя, цветов тут будет достаточно. Кто знает, может, Мирон не любит тюльпаны.

– Лина, иди ужинать.

Руки у меня в земле, потому что я не признаю никаких перчаток. И маленькая лопатка, купленная мной сегодня в магазине садовых инструментов, тоже в земле. Почва мокрая, и это хорошо, все луковички приживутся, но отмыть лопатку от липкой грязи непросто, вода в кране холодная.

Я нагибаюсь, чтобы включить воду, споткнувшись о кирпич, которого здесь быть не должно, и обо что-то больно ударяюсь головой – да так, что даже падаю. Я не вижу, обо что стукнулась, свет фонаря сюда не достает, в этом углу двора темно, голова болит зверски, я лежу ничком на куче листьев и понимаю, что надо подняться, но сил совершенно нет. Надо встать и намочить место удара, от холода боль уйдет. Вот дьявол, наверное, будет нехилая шишка. И Матвей приезжает. Хорошо хоть не лицом стукнулась, шишку под волосами, глядишь, и видно не будет.

Я с трудом поднимаюсь – отчего-то в руках и ногах образовалась слабость. Включив воду, я мою лопатку, потом руки, и под конец мочу волосы – я права, стало значительно легче, хотя вода льется за воротник и на лицо. Боль стала тише, и мир снова приобрел очертания. Завтра приду сюда, выясню, обо что я стукнулась, и порублю эту гадость топором. Надо же было так налететь в темноте, что мне стоило взять фонарик?

Голова кружится, я бреду к дому, удивляясь – что за фигня такая творится, неужели сотрясение мозга заработала? Главное, чтобы Ольга ничего не заметила.

Я вхожу в дом и сбрасываю ботинки. Сейчас быстренько в ванную, и прилечь бы, что-то совершенно я расклеилась.

– О господи.

Ольга смотрит на меня, как на привидение.

– Что такое? – Я поворачиваюсь к ней, стены отчего-то поворачиваются тоже. – Я сейчас руки отмою, там грязь сплошная. Зато цветы примутся.

– Сядь немедленно.

Я опускаюсь на стул – у Ольги очень странное выражение лица, я думаю, что сейчас она скажет что-то нехорошее. Кто-то ей позвонил и что-то сообщил. Ненавижу плохие новости.

Она несет мокрое полотенце и кладет мне на голову. С него течет вода, я машинально вытираю рукой лоб. Рука становится красной, я снова вытираю лицо, и ошалело смотрю на свои руки. Они в крови.

– Кто-то стрелял в тебя. Пуля прошла по касательной, Валентину я уже позвонила. Реутову тоже, уж не обессудь. – Ольга осторожно вытирает мое лицо. – Болит?

Я вспоминаю резкую боль, бросившую меня на кучу мокрых листьев.

– Я подумала, что ударилась обо что-то в темноте.

– Сознание не теряла?

– Вроде бы нет. Просто полежала маленько, потому что от неожиданности не поняла ничего, и болело очень. А потом встала, намочила в холодной воде…

Мне очень хреново, я хочу прилечь. Если бы все они оставили меня в покое, было бы хорошо. А к утру все заживет, возможно.

Звонит телефон. Это моя Тонька, я узнаю ее номер.

Мне сейчас ее звонок очень некстати. Но это не Тонька. И я решила, что, наверное, все-таки люблю ее. Надо ответить, раз так.

– Лина, я сама. – Ольга хочет отобрать у меня телефон. – Тебе нельзя напрягаться.

– Это племяшка. Услышит тебя и испугается. – Я нажимаю нужную кнопку. – Что, Тонь? Уроки не получаются?