За Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке быстро развивалось мелкое и среднее предпринимательство, представляемое, например, такими именами, как Чукмалдин (Тюмень) и Валуев (Иркутская губерния). Да и какой экономический уклад, кроме капиталистического, мог развиваться в стране, окруженной капиталистическими странами?! Это лицемеры или невежды большевистского толка после Октябрьского переворота могли сколь угодно трещать о социалистических преобразованиях в России, но Ленин-то ясно понимал суть творимого «социалистического» строительства. А строить необходимо было в целях сохранения власти и нового мироустройства государственный капитализм, и об этом он назидательно, открыто твердит как в узком кругу однопартийцев, так и среди более широкой аудитории. «Пока в Германии революция еще медлит “разродиться”, наша задача — учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаться перед варварскими средствами борьбы против варварства» (ПСС. Т. 36. С. 318).

Сам Ленин, г. Кара-Мурза, находил Россию подготовленной для культивирования капитализма, а вы что-то бубните про «географический фактор»! Перечите своему Учителю…

На идентичных Кара-Мурзе позициях стоит и Фроянов, пытающийся доказать враждебность русского крестьянства, народа в целом капитализму (Фроянов. Уроки Красного Октября… С. 28). Он повествует: «Столетиями утверждался общинный коллективизм, уравнительные принципы. Жажда обогащения, частнособственнические буржуазные инстинкты, индивидуализм чужды массовому сознанию русского крестьянства» (указ. соч., с. 40–41). Аргументы в обоснование антикапиталистической приверженности русского народа весьма зыбкие. На Западе община (марка) тоже существовала сотни лет, пока в процессе исторической эволюции не исчезла, уступив место буржуазным образованиям. Этот же процесс шел и в России, особенно ускорившись после отмены крепостного права. Советские идеологи даже готовы признать факт быстрого развития капиталистической экономики в России дооктябрьского периода, но с оговоркой: в российской экономике хозяйничал иностранный капитал. Согласен, многие промышленные предприятия принадлежали иностранцам, или те были совладельцами их. Но засилья не было: иностранному капиталу принадлежало 43 % российской экономики — немало, конечно, но это не засилье, и влияние иностранного капитала было ограничено, ему не разрешалось вмешиваться в организацию производства (Красин Ю. А. Ленин, революция, современность. М., 1967. С. 128, 131). Это сегодня в условиях путинской России имеет место засилье иностранного капитала, которому принадлежит не то 80, не то 90 % наиболее технологически развитого (еще сохранившегося после чубайсовского погрома российской экономики 90-х годов ХХ века и продолжающего стагнировать в начале ХХI века) промышленного производства. Ни экономисты, ни социологи уже не в состоянии обозначить точную величину иностранного засилья в отечественной экономике на сегодняшний день, но оно ужасающе катастрофично для ее судеб.

Но вернемся в день вчерашний, представленный фрояновским русским крестьянством в образе «божьего одуванчика» коллективист, лишен буржуазных инстинктов индивидуализма, спекулянтства, обогащения и тому подобных черт. Наделяя подобными атрибутами русского крестьянина, Фроянов расходится с историей. Крестьянин, как владелец мелкой собственности, самими условиями существования формируется как индивидуалист, и стремление крестьянина к обзаведению личным земельным участком, единоличному распоряжению плодами своего труда на нем, стремление крестьянина к хуторизации как в столыпинскую эпоху, так и в советскую (см. выше) есть свидетельство его индивидуалистической природы, а не коллективистской. Только среди крестьян-индивидуалистов мог родиться афоризм: «Гуртова (общая) земля — чертова земля». И активное отторжение крестьянством навязываемой ему сверху коллективизации есть также яркое доказательство индивидуалистической природы отечественного крестьянства, а не коллективистской. И лишь под воздействием жесточайшего массового террора крестьянин пошел в колхозы — военно-феодальные коммуны (Бухарин). Уверен, Кара-Мурзе и Фроянову эти факты хорошо известны, и что понуждает их игнорировать эти факты — гадать не буду.

Не лишен был отечественный крестьянин и других буржуазных инстинктов. Но с публикой, стоящей на противоположных позициях, заматеревшей в советском консерватизме, пытаться дебатировать по этим вопросам — пустое дело. Поэтому пусть эта публика лучше дискутирует со своим Учителем, являющимся для нее непререкаемым авторитетом. А он в этом вопросе изъяснялся так:

«Смертельный враг социалистической революции — стихия мелкого собственника» (ПСС. Т. 36. С. 235);

«В каждом мелком хозяйчике сидит Корнилов» (указ. соч., с. 235);

«Наш враг — мелкая буржуазия» (указ. соч., с. 255);

«Мелкая буржуазия не сочувствует учету, обобществлению и контролю» (указ. соч., с. 256);

«Мелкие хозяйчики не любят организации и дисциплины, они — враги ее, у нас с ними пути разные» (указ. соч., с. 265).

Это сказано о мелкой буржуазии в апреле 1918 года. А вот январь 1919 года: «Каждый крестьянин в потенции спекулянт» (ПСС. Т. 37. С. 416).

Вот этот портрет русского крестьянина — Корнилова, спекулянта, врага социализма и пр. — сравните, гг. Кара-Мурза и Фроянов, со своим пасторальным образом того же крестьянина и ответьте сами себе: чей образ объективнее?!

И уж совсем смешон категорический вердикт Фроянова о неприемлемости для русского народа капитализма: «Не принимал, не принимает и не примет!» (Уроки Красного Октября… С. 28).

Как это не принимал? До Октябрьского переворота принимал. Да, были классовые схватки — так в каком капиталистическом государстве их не было?! И после переворота принимал — вон с каким энтузиазмом народ встретил нэп: жизнь сразу забурлила, наполняясь живительными соками свободной торговли, хуторизации и пр. И если бы не очередной каток повсеместных большевистских репрессий, окончательно вытравивших из человека царской России любовь к труду, самоуважение, благотворительность и прочие гуманитарные аспекты гражданского и буржуазного строя, то Россия далеко продвинулась бы в общем цивилизационном развитии. Современное же отторжение большинством народа нынешних последствий горбачевской катастройки с продавшейся Западу верхушкой КПСС, принявшей все условия Фининтерна по переустройству советского общежития по его лекалам, предусматривавшим не модернизацию всего общежития, а разграбление прежде всего его промышленного потенциала в целях устранения былого мощного экономического конкурента…

Естественное развитие капиталистического способа производства связано с постоянным совершенствованием технологических процессов, ростом производительности труда, совершенствованием социальных отношений между трудом и капиталом и в итоге ростом благосостояния народа. Возьмите любую развитую капиталистическую страну Западной Европы, не прошедшую школу большевистского перевоспитания. Во всех жизненный уровень, степень демократического развития далеко ушли как от царской России, так и от советской. И только Россия благодаря большевистским бесам отошла от «путей природы» (Кузьмин?), на десятки лет завязнув в кровавой междоусобице. Задуманная западными режиссерами горбачевская катастройка также не предусматривала благополучного выхода из советского болота. Властные большевики вторично предали Россию и ее народы, бросив их в пасть ненасытного Фининтерна. А ведь могли строить рациональный капитализм — по китайскому пути. И раньше китайцев. Но на это не хватило ни ума, ни воли. А скорее так и задумывалось: к власти присоединить собственность. Что и было осуществлено после 1991 года. А пойди