3

Грогар окинул взглядом лагерь, где шла подготовка к предстоящему сражению, — женщины чинили упряжь и одежду, мужчины точили мечи.

— Вот весь мой народ, — медленно произнес он, повернувшись к Терлогу. — Я могу выставить на войну только семьсот воинов, сильных и храбрых, не слишком юных и не слишком старых, чтобы сражаться. С нами поедут еще три сотни татар — они будут биться на нашей стороне, пока летят стрелы, но мы не можем заставить их остаться, когда в ход пойдут мечи. А у Хогар-хана добрая тысяча воинов и пятьсот татарских союзников.

— А что говорит Чага-хан? — спросил Терлог. Грогар покачал головой:

— Татары подобны волкам, окружающим кольцом двух дерущихся быков, чтобы с жадностью наброситься и сожрать упавшего. Чага-хан однажды посылал к нам людей — просить о помощи, но вступил в сражение раньше, чем мы подоспели. В той битве он был разбит, и ему пришлось отступить на восток. Мы ничем не смогли ему помочь, и он не считает себя чем то нам обязанным. Он просто хочет посмотреть, чем все кончится. Те татары, которые сейчас за нас, и те, которых Хогар-хан подавил, заставив служить себе, принадлежат к маленьким кочевым племенам. Племя Чага-хана — самое могущественное из них в этой части степей. Несмотря на то что он потерпел поражение в битве с турками, Чага-хан и сейчас может выставить не меньше тысячи всадников.

— Но, дьявол его побери! — взревел Терлог. — Неужели ты не можешь объяснить ему, что, если он сейчас объединит свои силы с твоими, вы наголову разобьете этих турецких псов?

Старый славянский вождь пожал плечами:

— Мало толку спорить с татарами. Хогар-хан вселил в него страх, и он боится идти против него. В любом случае, я не уверен, что он искренне хочет помочь нам. Сейчас он просто выжидает. Если мы победим, Чага-хан вернет себе свои старые пастбища. Если победят турки, он может отступить дальше на восток, где в пустынях живет его народ, а может и соединиться с Хогар-ханом. Он считает, что турку суждено стать великим завоевателем, как его предшественник Аттила, и для него будет честью вступить под знамена завоевателя.

— Тогда почему ты сам не присоединишься к Хогар-хану? — спросил Терлог, пристально глядя в лицо старому вождю. Могучая рука, державшая древко копья, судорожно сжалась и побелела, глаза Грогара сверкнули гневом.

— Мы, люди с белой кожей, были хозяевами степей с незапамятных времен. Потом сюда начали вторгаться дикие орды завоевателей, но, когда нас было много, мы прогоняли темнокожих дикарей обратно в их восточные пустыни. Теперь мы слабый и малочисленный народ, но все же ответим им так же, как отвечали наши предки: собачья смерть вам, поганые псы! — Глаза Грогара горели неукротимой яростью; гордо вскинув голову, он посмотрел в сторону реки, за которой его враги тоже сейчас готовились к битве. — Господь наш Иисус Христос поставил нас выше всех остальных рас, и если я буду пресмыкаться перед этими мусульманскими шакалами, прося их о мире, то пусть лучше дьявол вырвет сердце у меня из груди! Терлог мрачно усмехнулся:

— Ты сделан из железа, старик! Но ты не принимаешь во внимание одну вещь: даже если мы победим, твое племя все равно понесет потери и ослабнет и Чага-хан не замедлит воспользоваться этим. Он нанесет тебе удар в спину и уничтожит всех тех, кто остался в живых после битвы с турками.

Грогар нахмурился и задумчиво погладил бороду.

— Ты прав… Но что же нам делать? Кельт пожал плечами:

— Как ты собираешься сражаться с турками?

— Как обычно, — вздохнул старый атаман. — Как мы сражались всегда. Мы сядем на коней и галопом помчимся по степям, пока не встретим их орду. Там мы прокричим наш боевой клич, бросимся на них и будем рубить, колоть и резать, пока они не побегут.

— И они, конечно, не вытащат свои луки и не будут выбивать вас стрелами из седел? — насмешливо спросил Терлог. — Они спокойно будут дожидаться, когда вы перерубите их всех до последнего?

— Конечно, будет целый шквал стрел, — согласился Грогар. — Но эти турки не такие, как татары, — они любят биться мечами. Сначала они выпустят тучи стрел, а затем вытащат свои кривые сабли. Воины Чага-хана успешно наступали, пока продолжался обмен стрелами с обеих сторон, но, когда турки бросились на них с саблями, они не смогли отразить их атаку. Мусульмане покрепче их и лучше вооружены.

— Хорошо, — задумчиво произнес Терлог. — Вы тоже покрепче, чем турки, и у вас будет то же преимущество, что у них было над татарами. Но тургославы должны как можно быстрее перейти к сражению на мечах — тогда вы можете надеяться на победу.

1

Из густых кустов на пустую поляну осторожно выскользнул человек. Ни один звук при его появлении не потревожил рыжих белок, однако стайка чутких птиц, которых вспугнуло едва уловимое движение, вспорхнула над кустами в лучах солнца. Человек нахмурился и быстро оглянулся, опасаясь, что птичий щебет может выдать его. Затем, точно приняв нелегкое решение, он бесшумно двинулся через поляну. Высокий и мускулистый, он шел по траве с легкостью и грацией пантеры.

Кроме набедренной повязки, на нем не было никакой одежды, его руки и ноги покрывали бесчисленные ссадины и царапины, кое-где на них запеклась грязь. Левая рука была перевязана побуревшей от крови тряпкой. Лицо, на которое падали черные спутанные волосы, искажала гримаса, в глазах горел мрачный огонь, как у раненого зверя. Слегка прихрамывая, он быстро и осторожно шел по чуть заметной тропе через поляну.

Из чащи леса, оставшейся за его спиной, донесся протяжный крик, похожий на волчий вой. Человек на мгновение остановился и оглянулся. Он знал, что это не волки.

В его глазах, налитых кровью, мелькнула ярость. Он прибавил шагу, быстро перешел поляну и оказался в сплошной зелени деревьев и кустов. Его внимание привлекло большое бревно у края зарослей, всей своей тяжестью вдавившееся в покрытую густой травой землю.

Он опять обернулся и взглянул на поляну. Неопытный глаз, конечно, не смог бы различить, что здесь только что прошел человек. Однако глазу наметанному не надо даже всматриваться в траву, чтобы сразу заметить его следы. Он прекрасно знал, что для его преследователей это не составит никакого труда. Ярость в его взгляде удвоилась, еще мгновение — и он зарычал бы, как загнанный в ловушку зверь, готовый перегрызть горло охотнику. Выхватив из-за пояса топор и охотничий нож, он решительно шагнул вперед.

Теперь он двигался быстро, с нарочитой небрежностью, умышленно приминая ногами траву. Дойдя до конца бревна, он легко вскочил на него и быстро пробежал по нему назад. На бревне почти не было коры, и на сей раз он не оставлял никаких следов. Достигнув чащи, он бесшумно скользнул в нее, не задев ни одного листика, и замер под деревьями.