— Лев Константинович, ты же умный человек. Сколько времени займет оформление допуска на Назарова? Месяц, два?

— Может быть и полгода. Откуда я знаю. Ваш Назаров полжизни болтался в Средней Азии. У него паспорт гражданина Узбекистана.

— Но ты же понимаешь: время не терпит. Больше того, третья сторона в курсе проекта «Портфель», и сидеть на секретных бумагах, когда под угрозой образец самого изделия — это бюрократическая глупость. Если не преступление.

— Согласен, глупость. Возможно и преступление. Но не я создал эту ситуацию. Меня поставили охранять секретность проектов и материалов, имеющихся в министерстве. За это я отвечаю головой. А за то, что кто-то где-то в степях Казахстана не так упаковал изделие, с меня никто не спросит.

— Хорошо, Лев Константинович. Мне ты можешь принести эти бумаги?

— Да, Алексей Адамович, принесу и оставлю. Вот карточка-заместитель. Вы распишитесь как положено. Но, предупреждаю, в присутствии господина Назарова комментарии к проекту делать не буду. Больше того, обязан по инструкции доложить в службу безопасности о нарушении режима работы с особо секретными документами.

— Погоди, Лев Константинович. Вы оба присядьте. Попробуем решить вопрос иначе.

Министр потянулся к телефону. Настукал номер. Нажал клавишу «конференция», чтобы разговор слышали все.

— Помощник директора Федеральной службы безопасности полковник Коноплев, — прозвучал в кабинете громкий бодрый голос.

— Степан Федорович, это Аркатов. Мне нужен директор.

Голос порученца был переполнен вежливостью.

— Здравия желаю, Алексей Адамович. Генерал Барышев занят. У него заместитель. Как только он освободится, я вас соединю.

— Полковник, черт возьми! — Аркатов вдруг утратил выдержку. — Барышев нужен мне срочно. Сейчас. Дело на поминутном контроле президента. Любая задержка выйдет нам боком. Вам в том числе!

— Соединяю.

Барышев выслушал Аркатова и вздохнул так, что это услышали все. Кому-кому, а ему ломать порядок допуска к документам высшей секретности собственными руками никак не хотелось. С другой стороны, все, что волновало президента в связи с Ульген-Саем, он прекрасно знал.

Еще раз вздохнув, генерал сказал:

— Секретчик у тебя?

— Да, он здесь.

— Передай ему трубку…

Андрей и Филиндаш вышли из кабинета министра вместе.

— Ты только не обижайся, — сказал ему секретчик. — Как говорят, если не я, то кто… Извини, но секреты здесь не мои.

— Все, забыли, — успокоил его Андрей. — Глядишь, и я кое-чему научусь.

Подчинившись приказу начальства, Филиндаш все же не рискнул оставить Андрея одного наедине с документами. Пока тот вникал в чертежи и схемы, изучал геологический состав пород, в которых заложена испытательная камера портативного ядерного заряда, секретчик сидел за столом рядом и с деланным интересом читал какие-то документы, подшитые в толстую папку. Изредка он поднимал голову и внимательно смотрел на Андрея. Ему покоя не давал человек со стороны, никому не известный в кругах профессиональных атомщиков, не располагавший допусками, которые бы позволяли прикоснуться к тайнам, и вдруг получивший «добро» высших государственных сфер на ознакомление с тем, с чем Филиндаш не мог позволить познакомиться даже некоторым начальникам управлений своего ведомства. Этот человек казался загадкой, которую разгадать нельзя.

После двух часов работы Андрей вернул документы секретчику, который забрал их с видимым облегчением.

От Филиндаша Андрей прошел к Владлену Игнатьевичу Федотову — специалисту, который ведал подземными испытаниями ядерного оружия, чтобы в беседе с ним уточнить сведения, вычитанные в бумагах.

Федотов быстро понял, что Назаров свободно ориентируется в вопросах геологии, и отвечал не его вопросы с профессиональной четкостью.

— Толщина кровли над каверной?

— Триста два метра.

— Координаты устройства определялись?

— Да, конечно. С точностью до секунды. Кстати, на поверхности центр подземного заряда помечен маркой.

Андрей с трудом сдержался, чтобы не выдать радость. Только спросил:

— Как выглядит марка?

— В грунт вбит стальной стержень. На головке в пять сантиметров диаметром обозначен треугольник и выбита дата.

— Что произойдет, если через скважину, пробуренную точно над заложенным в камере изделием, прямо в центр устройства всадить мину?

— Мощность вашей мины?

— Допустим, пять килограммов тринитротолуола.

— В камере произойдет взрыв мощностью в пять килограммов тротилового эквивалента.

— Последствия?

— Ядерный заряд будет разрушен. Сдетонирует часть обычной взрывчатки устройства. Произойдет перегрев и частичная возгонка ядерного материала.

— Возможен ли ядерный взрыв?

— Нет, не возможен.

— Объясните, почему.

— Цепная реакция, а за ней взрыв ядерного вещества происходит только в случаях, когда заряд достигает критической массы. В устройстве, если его представить схематично, ядерный материал разделен на дольки, как мандарин. Все дольки изолированы одна от другой такими же дольками свинца. Для того чтобы создать критическую массу и запустить цепную реакцию, изолирующие сегменты выводятся, а небольшой взрыв специального устройства спрессовывает дольки в шар. Происходит ядерный взрыв. Во всех других случаях, в частности при подрыве устройства миной, ядерные сегменты будут разбросаны в стороны, что не позволит создать устройству критическую массу.

— Значит, тем, кто будет находиться над каверной, взрыв в ней ничем не грозит?

— Не совсем так, Андрей Иванович. Уж коли в камере произойдет взрыв, то температура вспышки будет крайне высокой. Часть ядерного заряда неизбежно превратится в аэрозоль. Газы высокого давления рванутся в скважину. Выброс газовой струи создаст радиоактивное облако. Куда оно двинется и насколько сильным окажется заражение, предсказать трудно.

— Что же делать?

— Надо забить в скважину тампон и заделать наглухо горловину.

— Конечно, до взрыва?

— Безусловно.

— Да, можно сказать, нажил грыжу. Сперва сказали: взорви. Теперь объясняют: заткни скважину. Может, вы согласитесь со мной туда поехать? Помогли бы?

— Нет, не соглашусь. Я, знаете ли, Андрей Иванович, по натуре не авантюрист.

— Значит, я?

— Не имел в виду.

— Конечно, вы же не азиат. А у нас там подобные обороты понимаются прямо. Значит, меня вы в виду не имели. Спасибо, хотя были бы правы: я не только авантюрист, но и дурак.

— Не знаю, не знаю. Но скважину нужно тампонировать. Иначе…