Он услышал звук открывающейся двери и голос леди Гермии:

— Мод, милая, ты где? Нам пора…

Вальтер убрал руку, и Мод торопливо разгладила платье.

— Тетя, я была неправа, — дрожащим голосом ответила она. — Господин фон Ульрих не ошибся, Белград стоит на Дунае. Мы нашли его в атласе.

К тому моменту, когда леди Гермия обошла шкаф, они уже склонились над книгой.

— А я и не сомневалась, — сказала она. — Мужчины обычно лучше разбираются в таких вещах, а уж господин фон Ульрих дипломат, ему положено знать много такого, чем женщине и интересоваться не следует. Так что, милая Мод, незачем было затевать этот спор.

— Полагаю, вы правы, — с бросающейся в глаза неискренностью вздохнула Мод.

Они все вместе вышли из библиотеки и Вальтер открыл дверь в гостиную. Первой вошла леди Гермия. Мод, следуя за ней, встретилась с ним взглядом. Он поднял правую руку, поднес к губам палец и поцеловал.

II

Так дальше продолжаться не может, думал Вальтер, возвращаясь в посольство. Он чувствовал себя школьником. Мод двадцать три года, ему — двадцать восемь, а они вынуждены прибегать к нелепым уловкам, чтобы побыть пять минут наедине.

Ему придется просить ее руки у Фица, поскольку их отец умер, и главой семьи стал брат. Вне всякого сомнения, Фиц предпочел бы, чтобы Мод вышла за англичанина. Но пожалуй, он все же согласится: вероятность вообще не найти мужа строптивой сестрице не может его не беспокоить.

Труднее всего будет с Отто. Он-то хотел, чтобы Вальтер женился на благовоспитанной девице из Пруссии, которая будет счастлива посвятить себя воспитанию наследников. А когда отец чего-то хотел, он делал все возможное для достижения цели, безжалостно сокрушая любые препятствия, — прекрасное качество для военного. Отто никогда не приходило в голову, что сын имеет право самостоятельно выбрать себе невесту. Вальтер хотел, чтобы отец поддержал его и одобрил его выбор, он ничуть не стремился к неизбежному противостоянию. Однако любовь оказалась сильнее сыновнего почтения.

Был воскресный вечер, но жизнь в Лондоне не затихала. Заседания в парламенте не проводились, и правительственные шишки с Уайтхолла перебрались в свои загородные резиденции, зато в особняках Мэйфэра, в клубах на улице Сент-Джеймс и в посольствах вершилась большая политика. На улицах Вальтер заметил нескольких членов парламента, парочку младших министров из Министерства иностранных дел Великобритании и нескольких европейских дипломатов. Интересно, подумал он, не остался ли на эти выходные в городе и министр иностранных дел сэр Эдвард Грей, вместо того чтобы наблюдать за птицами в своем любимом загородном доме в Хэмпшире?

Отец сидел за столом, читал расшифрованные телеграммы.

— Наверное, сейчас не лучшее время, чтобы сообщить тебе мою новость… — начал Вальтер. Отто что-то пробурчал и продолжил чтение.

Вальтер не стал ждать, когда отец проявит к нему больше внимания.

— Я люблю леди Мод.

— Сестру Фицгерберта? — поднял голову Отто. — Я так и думал. Прими мои соболезнования.

— Отец, прошу тебя, я говорю серьезно.

— Что это значит?! — Отто бросил телеграммы на стол. — Мод Фицгерберт — феминистка, суфражистка и маргиналка. Она не годится в жены не только немецкому дипломату из хорошей семьи, но вообще никому! И чтоб я больше об этом не слышал!

У Вальтера был готов резкий ответ, но он стиснул зубы и сдержался.

— Она чудесная, и я ее люблю. Так что, прошу, отзывайся о ней повежливее, что бы ты при этом ни думал.

— Я буду отзываться, как пожелаю, — пренебрежительно бросил Отто. — Она тебе не пара! — и он уткнулся в свои телеграммы.

Взгляд Вальтера упал на купленную отцом фруктовую вазу кремового фарфора.

— Нет, — сказал он и взял в руки вазу. — Ты не будешь говорить, как пожелаешь.

— Поосторожнее!

Наконец-то ему удалось завладеть вниманием отца.

— Леди Мод так же дорога мне, как тебе дорога эта безделушка.

— Безделушка?! К твоему сведению, она стоит…

— Хотя, конечно, любовь сильнее, чем жадность коллекционера… — Вальтер подбросил в воздух хрупкую вещицу и поймал ее одной рукой. Отец издал нечленораздельный вопль страдания. Не обращая внимания, Вальтер продолжал: — Когда ты отзываешься о ней оскорбительно, я чувствую себя так же, как ты, когда думаешь, что я вот-вот уроню твою вазу. Только мне еще больнее.

— Ах ты дерзкий ще…

— И если ты не прекратишь втаптывать в грязь мои чувства, — повысил голос Вальтер, — я разобью твою дурацкую плошку одним ударом каблука!

— Хорошо, я понял, только, ради бога, поставь ее на место!

Вальтер принял это за согласие и вернул вазу на журнальный столик.

— Но тебе придется принять во внимание еще кое-какие обстоятельства… если их обсуждение не будет «попранием твоих чувств», — злорадно сказал Отто.

— Я слушаю.

— Она англичанка.

— Вот только не надо! — воскликнул Вальтер. — Сколько лет знатные немцы женятся на английских аристократках. Альберт, герцог Саксен-Кобург-Готский женился на королеве Виктории, и его внук сейчас — король Англии. А нынешняя королева Англии — урожденная вюртембергская принцесса!

— С тех пор все изменилось! — вскричал Отто. — Англичане третируют нас, они поддерживают наших врагов, Россию и Францию. Женщина, на которой ты хочешь жениться, — враг твоего отечества.

Вальтер понимал чувства старого солдата, но это противоречило здравому смыслу.

— Незачем нам быть врагами! — сердито воскликнул он. — У нас нет для этого никаких оснований.

— Они никогда не позволят нам соперничать на равных условиях.

— Но это не так! — Вальтер заметил, что кричит, и постарался говорить спокойнее. — Англичане за свободную торговлю, они позволяют нам торговать по всей Британской империи.

— Вот, прочти! — Отто бросил ему через стол телеграмму. — Его величество спрашивает, что я об этом думаю.

Вальтер взял листок. Это был набросок ответа на личное письмо австрийского императора. Вальтер читал с растущей тревогой. Заканчивалось письмо так: «Император Франц Иосиф может быть уверен, что Его Величество поддержит Австро-Венгрию, как того требует заключенный союз и старинная дружба».

— Но ведь это развязывает Австрии руки! — сказал он с ужасом. — Они могут делать что угодно — и он их во всем поддержит!

— Ограничения все же есть.

— Немного. Письмо отправили?

— Нет, но уже утвердили. Отправят завтра.

— Мы можем их остановить?

— Нет, да я и не стал бы это делать.

— Но таким образом мы берем на себя обязательства поддержать Австрию в войне против Сербии.