– Не так. Давай подробно. Где ты лежал? Где стояли караульные? Что видел? Какое решение принял и почему?

В общем, начал бомбить меня наводящими вопросами. Я аж вспотел, пытаясь объяснить свое это «чувствую», и при этом не упоминать гудок электрички с прочей мистикой. Допрашивал майор Стродс умело, чувствовался большой опыт. Да уж, несладко приходится полковым каптенармусам и фуриерам при таком-то начальнике! Очень уж дотошный и въедливый.

Где-то через четверть часа расспросов майор подвел итог:

– Итак, он был один. При этом напал на обоз, охраняемый дюжиной солдат. И, по твоим утверждениям, атака была проведена так, что, если бы не толстый шарф на шее солдата, он мог бы добиться успеха. Вопрос: что было целью его атаки? Не думаю, что он бы смог зарезать всю дюжину, а потом забрать сундук с казной. Второй вопрос: где его лошадь? Где его слуга, если таковой был? Где его опорный лагерь, если таковой был?

– Ваше высокоблагородие, прошу прощения… но мне кажется…

Раздраженный хлопок Стродса.

– Если кажется – креститься надо. Ты солдат или мнительная барышня?

Поправляюсь:

– Виноват! Я считаю, что целью были вы.

Стродс одобрительно кивает.

– Продолжай! Откуда такие выводы?

– Ну так. Казну один не унес бы. Да и вряд ли он нуждался в деньгах. Вот, посмотрите, какой я у него трофей взял, – достаю один золотой слиточек и протягиваю его секунд-майору.

Тот отреагировал спокойно. Ну золото и золото. Покрутил в руках, рассмотрел и положил рядом с собой на диван.

– Казну можно унести и на лошади, а золота много не бывает. Но ладно. Давай дальше.

– Ну вот. В общем, я так подозреваю, что он был шпион.

– Опять шпион? Не слишком ли много шпионов в твоей жизни, Серов? Летом уже был один. Куда еще одного лепишь?

– А что? Это вполне нормально. Время предвоенное, вся наша армия стоит в одном месте. Ясно, что все шпионы будут крутиться или в столице, при дворе, или тут, при армии. А в других местах им и шпионить-то особо нечего.

– Годится, – подбодрил меня секунд-майор. – Дальше. Почему ты считаешь, что цель – я?

– Тут такое дело… Полковник-то наш, Максим Иванович, с полка уволен, и оне уехали в Петербург. Нового полковника назначат потом, когда встанем на зимние квартиры. Полк сейчас отделяется от основных сил армии и уходит в другую губернию. Вы, получается, ключевая фигура на данный момент. Если устранить вас – то постановка на зимние квартиры завязнет, пойдут проблемы с провиантом и фуражом, для вашей замены потребуется активная переписка начальника штаба с Дерптом, Ригой и Петербургом, а это недели и недели. Солдатики с голодухи понесут снаряжение и обмундирование на продажу, а самые ушлые, небось, и ружья станут продавать. А то и вовсе пойдут разбойничать. А кто-то даже побежит. В итоге к весне полк станет небоеготовым и будет сильно нуждаться в пополнении. То есть один лихой налет на дороге может к весне вывести из строя целый полк. Заманчивая диверсия, как по мне.

Стродс пристально посмотрел мне в глаза и прохладно сказал:

– Сам придумал или подсказал кто?

– Так чего ж тут придумывать, Генрих Филиппович! Вот совсем рядом же пример Шлиссельбургского полка. Ребята бают, что по весне там лихоманка свалила одновременно и полковника, и квартирмейстера. В итоге полк развалился по дороге и за лето так и не дошел до Риги.

– Хорошо, Серов. Принимается. Шлиссельбургский полк и правда сейчас на плохом счету. Нам оттуда переведут всех более-менее здоровых солдат, а сам полк следующие летние лагеря будет учебным. Думаешь, и там поработали шпионы?

– Никак нет! Не думаю. Но пример Шлиссельбургского полка мог навести шпиона на дельные мысли про эффективный точечный удар.

Секунд-майор прищурил свои близорукие глаза и медленно проговорил, будто пробуя слова на вкус:

– Эффективный точечный удар… – Задумчиво кивнул каким-то своим мыслям, помолчал, затем снова повернулся ко мне: – Ты утверждаешь, что этот ночной налетчик – не тать лесной, а шпион и офицер. К тому же отважный и рисковый сорвиголова, который попробовал в одиночку если не уничтожить, то сильно потрепать целый полк. Ты считаешь, что он мог добиться успеха. Такого успеха, который не всякой армии под силу. Так?

– Точно так, ваше высокоблагородие.

Генрих Филиппович посмотрел на меня пристально и размеренно, с расстановкой сказал:

– Какая замечательная ложь.

Я похолодел.

– Но, ваше высоко…

Секунд-майор прервал меня взмахом руки.

– Ложь. Но ладная, кружевная. В твоей лжи есть и интрига, и стратегия. Ну и лесть, как же без этого. Прекрасно подано! Если вдруг возникнут вопросы по этому происшествию – именно твоя версия про шпиона будет отражена в репорте.

Генрих Филиппович с холодным прищуром посмотрел мне в глаза. Да может ли быть у обычного квартирмейстера такой взгляд? Или я чего-то не знаю и в этом мире самые отморозки работают в бухгалтерии?

– А теперь слушай, как я это вижу. Этот ночной тать приходил не за мной, Серов. Он приходил за тобой. И ты ждал его нападения. Ждал и готовился. Его атака не была для тебя неожиданностью. Также ты был знаком с нападавшим, и у тебя с ним что-то личное. А в озере тело ты утопил для того, чтобы мы не увидели одежды нападавшего.

По спине пробежал холодный пот, кожа покрылась мурашками. Как там у О’Генри? Успею ли я добежать до канадской границы?

Майор Стродс тем временем продолжил:

– Да-да, одежды. Я тут наводил справки. Так вот те солдаты, что из одной с тобой команды рекрутов, в один голос утверждают, что та одежда, в которой ты попал на сборный пункт в Кексгольме, очень похожа на ту, что была на ночном нападавшем. Башмаки не на пуговицах, а на веревочных завязках. Следы резной подметки башмака. Короткий кафтан, до пояса. Широкие панталоны в пол, до самых башмаков. Говорят, ты от своей одежды избавился при первой же возможности. Причем даже не старьевщику продал, а попросту выкинул, да так, чтобы никто не нашел. От прошлой жизни оставил себе лишь исподнее. Необычное такое, черного цвета. Также солдаты отметили то, как ты бросился на нападавшего. Говорят – будто столкнулись две дикие кошки. Никто даже ничего заметить еще не успел, а вы уже сошлись в схватке, да так прытко, что и подробностей не разглядеть, лишь звериный рык у обоих. Ты знал нападавшего. Или по крайней мере сталкивался раньше с такими, как он. Все верно?

Я завороженно кивнул, будто бандерлог перед удавом Каа. Стродс удовлетворенно продолжил:

– Весной ты принял православие. Значит, там, откуда ты родом, – другое вероисповедание. Но ты не желаешь говорить об этом. Потому ты дал нападавшему убежать от лагеря как можно дальше, хотя был способен одолеть его прямо здесь. Почему? Потому что тебе надо было, чтобы никто из нас не узнал подробностей о нем. И гренадой ты его сам подорвал. Где только взять умудрился?