А сейчас, когда с Алишей случилась беда, Микки пришла в ярость. «Почему я?» — билось у нее в голове по вечерам, когда она без сил падала в свою огромную кровать. Но она не находила ответа. Единственным утешением оставалась работа. Бизнес опять шел в гору, и Микки постоянно благодарила Бинни за то, что он вложил деньги в восстановление компаний. Сейчас им уже ничего не грозило — ни сделок поглощения, ни диверсий. Впервые за пять лет финансовое положение корпорации было прочным. Казалось бы, Микки должна быть довольна, что ее тяжкие труды вознаграждены. Но она чувствовала лишь горечь утраты.

А Алиша замкнулась в себе. Лючио говорил, что это предсказуемая реакция, один из этапов долгого курса лечения и реабилитации.

— Учти, солнце, дальше будет еще хуже, — предупреждал он Микки.

— Что ты имеешь в виду? — испугалась она.

— Ну, у Алиши может начаться ломка… судороги там и все такое. Хотя, может, и не будет у нее ломки, она все-таки не так далеко зашла, как я в свое время. Но в любом случае ты должна быть готова к тому, что депрессивное состояние у нее будет чередоваться с приступами ярости.

— Только этого мне и не хватает, — сказала Микки и пошла собираться на работу.

Она засиделась в кабинете, изучая отчет по проекту, и во всем здании, кроме нее, оставался только рассыльный.

— Так ты еще не сдохла? Ну-ну, — раздалось мерзкое хихиканье по телефону. — Живучая, значит…

Микки уже давно не слышала этот голос и надеялась, что он навсегда ушел из ее жизни. Но теперь знакомый страх опять навалился на нее.

— Я-то думал, что избавиться от такой сопливой девчонки, как ты, будет гораздо проще. Но ты до сих пор ловко избегала смерти. Вот только надолго ли тебя еще хватит? Как, не устала еще? Не подумываешь о том, чтобы сдаться? Слушай, а во имя чего ты работаешь как лошадь? У тебя ведь никого не осталось. Ни родителей, ни мужа, ни детей. Никого. И не говори мне про сестру — она легко продаст тебя за дозу наркотика. Та еще сучка. У нее нет никаких моральных принципов. Никакой совести. Так скажи, зачем ты играешь в эти опасные игры? Сдавайся, и тебе сохранят жизнь. Пойми, у тебя нет ни единого шанса спастись. Твой род должен закончиться на тебе, поняла? Но сначала ты признаешь свое поражение. Тебе не суждено наслаждаться плодами неправедных трудов твоего отца. Да, ты не ослышалась, неправедных. Он был само зло. Те, кого он в свое время раздавил, никогда не простят этого ни ему, ни его семье.

Щелчок, короткие гудки.

И опять Микки стояла, вцепившись в умолкшую трубку и уставившись рассеянным взглядом в пространство. Она пыталась узнать этот голос. Определенно она где-то его уже слышала. Но где? Когда? Она просто обязана понять, кому он принадлежит. Но как?

Раздался резкий стук в дверь, и Микки подпрыгнула от испуга. Это был всего лишь рассыльный. Он за шел спросить, не принести ли ей горячего чаю или лепешек с рисом из ресторана «Удупи», что через дорогу.

— Нет, спасибо, — сказала ему Микки, — я уже скоро пойду домой.

Однако ей вовсе не хотелось идти туда, где больше не слышался беззаботный смех Алиши, топот ее каблучков и веселые шуточки. Теперь дом был похож на склеп, а слуги — на призраков. Микки представила, как она войдет туда и на нее сразу же обрушится тишина, так что придется включить музыку, чтобы хоть как-то оживить обстановку.

Она почти перестала выходить по вечерам. Это очень беспокоило Дхонду и Гангубаи, которые привыкли к тому, что раньше Микки каждый вечер наряжалась и шла куда-нибудь развлекаться. Но теперь у нее не было ни сил, ни желания куда-то идти. Со своими старыми друзьями она перестала общаться. Друзья Бинни сторонились ее, как и она их. С партнерами по бизнесу ей было скучно. Лючио тоже нашел себе новых друзей — его приняли в сообщество бомбейских геев. Он несколько раз приглашал Микки на их вечеринки, но она чувствовала себя там не в своей тарелке. И в результате у нее осталась только Ами. А еще работа и дом. Дом и работа. И постоянный страх, что Алиша опять скатится в ту страшную яму, из которой Микки с таким трудом ее вытащила. Доктор Куриен бесследно исчез. Микки слышала, что он уволился больницы и переехал в Квилон. «Хорошо, что его больше нет в Бомбее, — думала она, — ведь, как ни парадоксально это звучит, избавить Алишу от наркотиков проще, чем от любви к этому человеку».

По молчаливому уговору сестры никогда о нем не говорили. Им не хотелось вспоминать о тягостном периоде их жизни, который был уже близок к завершению. Как надеялась Микки, окончательному.

— Я теперь полюбила бегать по утрам, — сообщила Микки Ами по телефону, и та была рада вновь слышать бодрые интонации в голосе подруги.

— Милая, это замечательно, что ты опять хоть что-то, если уж не кого-то, любишь. Скажи, где ты бегаешь, как долго, встречаются ли интересные люди по дороге. Я хочу знать все-все.

— Ты как всегда, неисправимо романтична, — рассмеялась Микки. — Ну, тогда слушай. Мне повезло найти уединенную тропинку неподалеку от дома. Я встаю с рассветом, и в то время там никого не бывает. Так что по пути мне попадаются только бродячие собаки и иногда еще кот. Никаких людей. В том числе и мужчин. Прости, что разочаровала тебя… но я не ищу с ними встречи. И даже если какие-то красавчики пробегают мимо, я их просто не замечаю. Я ответила на твой вопрос?

— Что творится с современными молодыми женщинами! — вздохнула Ами. — Мы-то раньше без макияжа никуда не выходили… мало ли что!

Микки ответила, что в последнее время вообще не красится, даже на работу. Ами шутливо отчитала ее и повесила трубку.

«Да, за последние два года Микки сильно изменилась, — размышляла она. — И не только потому, что повзрослела». У нее сердце разрывалось от беспокойства за подругу. На Микки свалилось столько бед и ответственности — она слишком молода для такого груза! Но, видимо, это предначертано свыше, и никто не в силах ничего изменить… Утешает только одно — впереди у Микки — вся жизнь. И неизбежно придет время, когда плохая карма останется позади. Все образуется. Скоро Микки все преодолеет и станет свободной…

Микки открыла глаза. До рассвета было еще далеко. Она неторопливо потянулась и тут же почувствовала боль в животе — приближались месячные. Вот он, халат, но как же не хочется на пробежку. Может, ну ее? Нет, она и так уже пропустила два раза на прошлой неделе. Надо преодолеть себя, чтобы потом не мучила совесть. На улице еще темно, но Микки любила эти утренние часы, когда птицы только начинали просыпаться и петь.

Она пошла в ванную, сполоснула лицо сначала горячей, а потом холодной водой — это помогало проснуться. Потом вгляделась в зеркало. Так и есть: ночью на подбородке вскочил предательский прыщик. Микки осторожно дотронулась до него. Больно. Быстро почистив зубы, она надела спортивный костюм. Потом стянула волосы в тугой конский хвост и застегнула на запястье ремешок часов. Четыре сорок пять. Отлично. Как раз вовремя, чтобы успеть поймать первые бодрящие лучи солнца. До чего же приятно ощущать их мягкое тепло на коже… После этого такой приятный румянец! Микки пошевелила пальцами ног в новых кроссовках «Nike». Они такие удобные, так мягко пружинят, когда бежишь. Все, можно выходить. Где-то ее должен ждать стакан свежевыжатого апельсинового сока. Ага, вот он, на столике у двери в ее комнату. «Милые, заботливые Гангу и Дхонду», — с благодарностью подумала она.