Я ему улыбнулся.

Сергей Рахманинов. Концерт для фортепиано номер два. Дамы и господа, между частями концерта аплодировать музыкантам не нужно.

Часть третья. Аllegro scherzando. Весело и шутливо, если вы вдруг не поняли.

Я знал, чем это закончится. Усевшись задницей на фламандскую деревню, Воронцов держал на коленях Ясну и целовал так, как будто хотел сожрать. Казалось, он уже занимается с ней любовью, хотя оба они все еще были одеты. Слишком долго он ждал и не притрагивался к ней. Сегодня это было ритмическое остинато.

– Штаны не забудь снять, – подсказал я.

Ясна рассмеялась и поманила меня рукой.

– Ну, а ты почему не с нами? Почему ты перестал…

– Боялся, что все это будет не вовремя. – Я уткнулся в них головой. – Я все делаю не вовремя, не к месту. Всегда ошибаюсь.

– Эй, ну что ты! – Она отпихнула Воронцова и обняла меня. – Кто тебе это сказал? Я думала, ты просто больше не хочешь.

– И ты не чувствуешь, как что-то упирается по ночам тебе в спину?

– Не упоминайте при мне, что вы спите в одной кровати! – пригрозил Воронцов. – Поняли?

– О, не вздумай обижаться. Когда мы спим вместе, то представляем, что ты с нами. Правда, Игорь? – Она потрепала Петю за щеки и провела пальцем ему по губам. – Игорь обычно говорит: так мне хочется сейчас поцеловать эти сладкие пухлые губки!

– Фу, Ясна! Я не говорил такого!

– Он говорил. Во сне. Просто забыл, – заговорщически прошептала Ясна и прижалась к Петиному лицу. – Давай, Игорь, вот сейчас можешь поцеловать. А я потом расскажу тебе, что хотел сделать Петя.

Я второпях придумывал ответную шутку, но Петина рука сжала мои пальцы. Остался единственный выход: сдаться. Оттого, что Ясна внимательно разглядывала этот поцелуй и пыталась вклиниться, бухало в груди и отдавалось в голове.

– Теперь вы, – сказал Воронцов. Я счастливо впился в ее маленький рот, а он подлез под запрокинутые головы и принялся водить языком нам по шеям. Рыбке это явно нравилось, она поддатливо вздыхала, не справляясь ни с моим напором, ни с его. Однажды она сама назвала себя потенциальной жертвой, хотя, наверное, даже не знала, что так оно и есть. Ее поведение в постели и впрямь оказалось немного виктимным. Она никогда бы в этом не призналась, но тело не могло соврать. Достаточно было переброситься с Воронцовым парой обрывочных фраз, договариваясь о деталях и, естественно, не спрашивая ее мнения, а потом проверить реакцию, скользнув пальцем во влажное тепло.

Я вслепую расстегнул кожаные застежки портупеи, надетой поверх слишком короткого платья. Подцепил пальцами подол и потянул вверх.

– Через голову снимем?

– Снимем, – кивнула Рыбка.

Пришлось оторваться от нее и заняться платьем. Оно медленно ползло вверх, открывая бедра, затянутые в черные продранные на вечеринке колготки, живот, сбоку которого остался след шва от узкого платья, и короткую плотную майку. Когда она вынырнула из платья, ее взгляд тревожно скользнул по собственной груди и на мгновение задержался на подмышке, где образовалась небольшая припухлость.

– Больно здесь?

– Нет, нормально. Ну вот такое теперь у меня белье. Нравится?

– Подожди, но… – Я уставился на ее эластичный топ. – Почему это выглядит так, будто обе груди целы?

– С одной стороны имплант, он вставляется прямо в лифчик. Здесь есть специальный карман. Но если все это снять, то…

Повисло вопросительное молчание. Дерево за окном скрипуче возило ветками по стеклу.

– Ты нам покажешь? – спросил Петя.

– Я бы не хотела.

– Но, Ясна, это же мы. Разве мы не должны увидеть?

– Тогда вы не притронетесь ко мне. – Она вдруг всхлипнула. – Это жуткое зрелище.

– Все уже зажило, ты сама говорила. – Я погладил ее по спине. Мне хотелось и посмотреть наконец, и вернуться побыстрее к нашей игре. – Рано или поздно мы все равно увидим.

Она приспустила лямку со здорового плеча и обнажила одну грудь. Затем повторила это с другой лямкой. Белье со вставленным имплантом сползло вниз.

Я медленно закрыл глаза.

Давай-давай, не пались, дыши ровно. Все нормально. А ты что ожидал там увидеть? Правда думал после этого продолжить начатое?

Я справился с собой только когда почувствовал движение со стороны, где сидел Воронцов. Из-под ресниц медленно перевел на него взгляд. Его ссутулившаяся фигура была скрыта руками, которые он держал перед лицом. Плечи его несколько раз дрогнули, потом он наклонился вперед и прижался лицом к Ясниному животу. Он плакал.

До декабря дотянули бодрее. Воронцов по выходным работал в книжном, мы ждали его в кофейне за соседней дверью, потом бродили по заснеженным улицам, обсуждали министра культуры, праздники, «Южный парк», курс евро и книги Паолы Волковой. Как-то после универа забрели на рождественскую ярмарку и увидели армию пузатых елок, которых привезли сюда из Канады.

– Такую хочет мама, – сказал я, ища ценник.

Выбранная стоила восемь тысяч, Воронцов едва не поседел от ужаса, когда мама ответила «покупай» на мое сообщение с прикрепленной фоткой.

– Восемь косарей за елку? – Он хлопал себя ладонью по лицу, словно пытаясь оставить след от руки.

– Вряд ли смогу такое себе позволить сам в ближайшем будущем, – откликнулся я, заполняя заявку и передавая ее в руки ухоженной продавщице. – Так что надо наслаждаться, пока есть возможность.

Мы прошлись вдоль рядов, сфотографировались у пустого трона, на котором косо висела картонная табличка: «Дед Мороз ушел кормить оленей». Копались в ящиках с советскими елочными игрушками, покупали глинтвейн. Воронцов примерял на Ясну белые заячьи уши.

– Нельзя быть таким занудой и жалеть денег на елку! – недовольно говорила она, покачивая ушами. – Ты ведешь себя как старый нытик!

– Это же бред какой-то – ползарплаты на елку!

– Это у тебя ползарплаты. А у его родителей – нет. И тебе надо стремиться зарабатывать много.

– С какой стати? – От злости он тут же пошел красными пятнами. – Общество потребления…

– О, только не заводи эту песню.

– Ясна, это развод!

– Петя, это глупость! Нельзя в одиночку перебороть целую систему. Это как в командной игре: нарушение правил грозит вылетом или травмой. То же самое и здесь. Либо уезжай, либо система сломает тебя. Или же играй по ее правилам. Или ты думаешь, что Игорь будет всю жизнь за тебя платить?

Черт, это ты его по больному. Теперь половина вечера пройдет в обиженном молчании.

– Воронцов, расслабься, в ней говорит женщина.

– Это еще что значит? – Ясна сорвала уши и швырнула их обратно в корзину.