Еще Франция — страна, которая отменила смертную казнь! А я против смертной казни.

Француженки

Мне говорили — правда, это ещё надо проверить, — что некоторые француженки находят меня обаятельным. Правда? Одна из них даже сообщила моему другу, что, по её мнению, я красивый! Невероятно, правда? Если так и есть, то мне надо действовать немедленно, принимать решительные меры. Нужно срочно выучить французский, бежать из Японии и поселиться во Франции. Я стану японским Жаком Шираком! Буду постоянно летать из Токио в Париж и обратно, как минимум пятьдесят раз в год, чтобы быстро получить французское гражданство! При иммигрантской политике президента Саркози, конечно, это будет непросто, но всё же надо попытаться. А потом, если получится, я стану папой маленького парижанина...

Да, кстати! Представьте себе, однажды в Токио, когда я собирался войти в дорогой ресторан, меня деликатно не впустили, объяснив, что там ужинает кто-то очень важный. Это был Жак Ширак, с частным визитом. Ну прямо Эрик Клэптон! Тот тоже часто наведывался в обожаемую им Японию, чтобы расслабиться.

Этим знаменитостям всё-таки повезло. Если бы у меня была подружка в Париже, я бы каждые полгода проводил недельку во Франции... Уверяю вас, что если мной заинтересуется француженка, то я завтра же утром вылечу в Париж.

Чёрт, если моя жена прочтёт это, она меня убьёт!

С тех пор как моей матери не стало, я думаю о ней всё время. Я слышу её голос. Молюсь о ней каждое утро. Я хочу остаться верен её памяти. Наверное, я околдован своей матерью. Её смерть перевернула всё во мне. Когда я осознал, что она действительно покинула нас, я был просто оглушён, повержен на пол одним ударом, как в плохом боксёрском матче.

С тех пор как её больше нет с нами, я только и делаю, что ищу ее. Сыновья непрестанно ищут своих матерей, когда их уже нет в этом мире. И по-моему, на протяжении всей жизни любовь мужчины к женщине ничуть не отличается от той, которую ребёнок испытывает к матери. Я могу привязаться к женщине, как привязался к своей матери. А потом однажды, повинуясь определённой логике вещей, человеческая природа берёт своё. И мы убегаем от любимой женщины, как когда-то сбежали от матери.

Возвращаясь назад, я понимаю, что всё или почти всё в моей жизни проистекает из моего воспитания, из элементарных знаний, полученных в большей степени от матери, чем от отца.

Она дала нам — мне, моим братьям и сестре — необходимую базу, которая потом, гораздо позже помогала нам справляться с любыми непредвиденными ситуациями. Возможно, вы удивитесь, но я считаю, что постановка моих фильмов имеет много общего с семейными традициями, с обедами в кругу семьи из моих детских воспоминаний.

Откроюсь вам: однажды — мне было тогда лет одиннадцать-двенадцать — мама призналась, что у меня был ещё один старший брат, её первый сын, которого она родила очень рано, от своего первого мужа. Его звали Масару — так же, как одного из моих старших братьев. Мама сказала мне: «Твой брат был уникальным, спортивным, очень одарённым. Когда ему было шестнадцать, жестокая лихорадка унесла его».

По большому счёту, если бы я не пережил столько горьких моментов, я бы наверняка стал другим человеком, просто блистательным. Может быть, даже премьер-министром! Но себя не переделать. Нельзя убежать от своего детства. Я не могу стереть очень тяжёлые воспоминания, оставшиеся в памяти с тех пор, когда я был совсем маленьким. Мне не забыть высокомерные взгляды, которые богачи бросали на бедняков. Мой отец был маляром, выходцем из социального слоя, презираемого обществом. А я — его сын. Но мне было стыдно, я устал жить в нищете. В конце концов, всегда всё возвращает вас к детству. Я уверен, что нельзя преуспеть в жизни, если вы пережили множество неудач или болезненных испытаний.

Счастье и софиты

Преуспеть — это значит заработать денег? Много денег? Успешен ли богатый владелец недвижимости? Быть успешным означает вести бурную жизнь или быть знаменитым? Станете ли вы успешным, если получите высшее образование? Или доберётесь до верхней ступени социальной лестницы? Нет, я так не думаю. Я равнодушен к деньгам. У меня нет материальных желаний. Мне вполне хватает воображения.

Гитлер и Пол Пот[52] «преуспели», обретя власть и осуществив свои замыслы? Надо ли считать их знаменитостями? Свет софитов, известность как таковая или власть, к счастью, не являются синонимами успеха. А может, они, напротив, станут свидетельством ужасающего провала? Именно из-за их надменной жажды сиять ярче остальных. И чтобы закончить с этим, всего один пример: Пол Пот «преуспел» в обучении в престижной Сорбонне, а потом стал настоящим чудовищем.

Счастлив ли я сегодня оттого, что я — звезда телеэкрана и довольно обеспеченный человек, хотя родом я из бедной семьи? Нет. Деньги меня никогда не интересовали. Конечно, я их зарабатывал, и сейчас у меня их за глаза хватает. Но я никогда не испытывал всепоглощающего желания ими обладать. Так же, как никогда не стремился добиться почестей любой ценой. Я убеждён, что счастье не имеет ничего общего с деньгами.

Для нас, японцев, быть счастливым означает прежде всего, что в любом возрасте и в любой момент у нас есть чем заняться и чем нам нравится заниматься. Но вообще-то я не очень расположен к идее счастья. Я всегда настроен негативно и готовлюсь к худшему. Когда я иду на свидание с девушкой, поначалу я уверен, что она не придёт. Потом, если она всё-таки пришла, я думаю, что она наверняка сразу после ужина пойдёт домой. Я постоянно в тревоге.

Вы уже знаете, что до того, как стать артистом, я мечтал быть учёным, доктором или исследователем. Как капитан Кусто. А позже я видел себя профессором, биологом или математиком. С этой точки зрения нельзя сказать, что я преуспел в жизни.

Можно даже сделать вывод, что моя жизнь не удалась, потому что я не осуществил свою самую первую мечту. Но зато я воплотил другую, которая мне тоже была дорога: подняться на подмостки. И с этой точки зрения мне нечего особенно стыдиться.

Многие мои однокурсники, получив дипломы, пошли работать в крупные компании. Один из них устроился в «Денцу»[53]. Я же был далеко позади. А потом стал актёром. Я принадлежал к поколению студентов, участвовавших в радикальных политических движениях, хотя по большому счёту я делал это ради того, чтобы клеить девчонок... Во времена Асакусы я и правда вошёл во вкус разрушения. И в дальнейшем продолжал придерживаться этой линии «противостояния» жажде власти. Я сохранил все свои критические навыки. В итоге, несколько десятилетий спустя, среди тех, кого я знал и кто называл себя сторонником политических и общественных преобразований, я оказался единственным, кто до сих пор свободно высказывает на публике собственные идеи, собственное мнение и следует путём, достойным идеалов своей эпохи.