Самые преданные люди получаются из тех, кем все кроме тебя брезгуют. За то, что Эмархан скопца-изгоя взял к себе, тот служил ему ревностней, чем джинны Шайтану.

Помощник из него получился бесценный. Был Реза сметлив, бесстрашен и переимчив. Выучился по-русски говорить и читать, даже освоил цифирную премудрость, так что мог вести все потайные счета господина. Такой не уворует. Зачем ему деньги?

Вот какого волкодава припас Эмархан для аварского волка.

Сели они с Галбацы на траву. Поговорили о деле.

— Всё выяснил, — сказал Эмархан. — Мое слово — булат. Можно устроить, что ты хочешь. Трудно, но можно.

— Трудно — это ничего. — Абрек сверкнул своими бешеными глазами. — Я тебе помогу, ты мне. Сколько людей приведешь? Вдвоем не управиться.

— Сколько понадобится, столько приведу. Но много не нужно. Действовать будем не силой — хитростью. Я уж придумал, как Рауф-бека обмануть.

И Эмархан стал врать, как хорошо он всё рассчитал. Общее дело с аварцем у них было — в Канлырой попасть. Якобы надо Эмархану свои деньги вернуть, пять тысяч серебром — бесстыжий сардар, русская свинья, отказался возместить расходы посреднику. А сумасшедшему Галбацы загорелось выкрасть приемную дочь Рауф-бека и еще (о, Аллах!) какого-то котенка. Полоумных людей на свете много, Эмархан хорошо это знал. Знал он и то, что из чужого сумасшествия при умении легко извлечь для себя пользу.

Послушав собеседника, аварец размяк. Улыбнулся, убрал пальцы с рукояти кинжала. Когда Эмархан сказал: «Может, вместе на смерть пойдем. Надо кунаками стать», — ничего не заподозрил. Только предупредил:

— У меня есть кунак. Русский — так уж вышло. Побрататься с тобой могу, только если пообещаешь ему никогда зла не делать.

— Ладно, — беспечно отвечал Эмархан. — Мне проще, чем тебе. У меня нет кунаков. Ты первый будешь.

На самом деле кунаков у него было без счета, и каждому он говорил, что тот — первый. Особенно хорошо, когда кунаком тебя считает враг, как сейчас. У русских есть отличное слово — «предрассудок». Очень удобно, когда у всех предрассудки есть, а у тебя ни единого.

Достал Эмархан бузу и лепешку — куначеский обряд совершить. Разломили хлеб пополам. Галбацы отпил вина, Эмархан тоже набрал полный рот. Потом, прикрывшись ладонью, выпустил струйку себе под черкеску — пока аварец жевал.

Скоро опоенный зазевал, стал тереть глаза. Повесил голову. Повалился. Первая часть работы закончилась.

Не оборачиваясь, Эмархан махнул рукой.

Из колючих зарослей поднялся Реза. Притащил всё, что нужно. Разложил: две винтовки на сошках, готовые патроны. Сверху понавтыкал веток — чтоб получилось укрытие. Эмархан посмотрел, одобрил. Велел Резе снова спрятаться.

Затем проверил, крепко ли спит аварец. Тот постанывал, супил брови, скрежетал зубами — зелье не подвело. Спящий пробудится, только если над ухом выпалить из пистолета.

Вскочил Эмархан в седло, стал поднимать чистокровного жеребца на дыбы, охаживать плеткой, крутить на одном месте. С четверть часа так неистовствовал, чтобы коня в мыло вогнать. Лишь потом вылетел на дорогу и погнал к ближайшему посту — в ожидании министра они были расставлены по всему тракту через каждые две версты.

Завидев бешено мчащегося человека в папахе, на дорогу с двух сторон выскочили казаки с ружьями наготове. Он издали закричал:

— Засада! Там засада! Я прапорщик милиции князь Эмархан!

Когда его окружили, он, задыхаясь, с нарочной бессвязностью, рассказал, что видал на холме, над трактом, блеснувшее дуло длинного горского ружья. Не злоумышление ли на жизнь великого человека?

Урядник гаркнул на казаков, те мигом вывели коней.

— Веди, господин прапорщик, показывай! Дело государево!

Погнали обратно, Эмархан на своем тысячном скакуне оторвался далеко вперед — так надо было.

Соскочил с седла ниже холма, на котором дрых глупый аварец. Наверху грянул выстрел — стрелял Реза, как уговорено. Казаки с гиканьем, выхватывая из чехлов ружья и обнажая шашки, летели наметом. Не дожидаясь, Эмархан ринулся по склону и через несколько мгновений уже был подле Галбацы. Вдруг не пробудился? Нельзя допустить, чтобы его сонным взяли.

Аварец как раз приподнялся, мотал тяжелой башкой.

— Русские! — крикнул ему Эмархан. — Убить меня хотят! Беги, брат!

И нырнул в кусты. Ничего спросонья не понимая, Галбацы поднялся, выхватил кинжал, второй рукой дернул из-за спины пистолет.

Тут-то его и увидали ломящиеся через заросли казаки.

Расчет был безошибочный. Увидав в укромном месте горца с оружием, русские без лишних расспросов кинутся его вязать. А Галбацы не тот человек, чтоб им даться.

Взвел Эмархан курок своего длинноствольного пистолета, упер дуло меж веток, прицелился. Если аварец оплошает и даст себя обезоружить, надо уложить его наповал.

Однако не о том Эмархан тревожился.

Едва на поляну высыпали казаки, Галбацы без малейших колебаний выстрелил в первого, бросил дымящийся пистолет и той же рукой обнажил шашку, а вторая рука уже всаживала кинжал в грудь следующего врага.

В одно мгновение потеряв двух товарищей, казаки отшатнулись от сверкающего длинного клинка. Развернувшись, аварец побежал к кустам, прыгая то вправо, то влево. Вслед ему стреляли, но, несмотря на близкое расстояние, попасть не могли.

— Сюда, брат, сюда! — негромко позвал Эмархан.

И, когда абрек, услышав, бросился в его сторону, разрядил пистолет почти в упор.

Пуля попала в глаз. Галбацы, поди, и понять не успел, что убит.

Над рухнувшим навзничь телом собрались казаки.

— Ну, князь, выручил, — сказал урядник. — Ушел было, зверюга.

— Э, мать ваша, — заругался Эмархан, как ругаются русские офицеры. — Живым надо было! Упустили! Что я один мог? Только насмерть бить. А если их тут много? Вдруг еще где сидят? Майор Честноков знаешь?

— Так точно, как не знать. От них наш есаул всю инструхцию получил: где караулить и как.

— Надо майору реляция слать! Срочно!

Казачий начальник сдвинул выгоревшие на солнце брови.

— Зачем реляцию? Пошлю нарочного. Иль сам слетаю.

— Нельзя тебе пост бросать. Тут оставайтесь, мертвец стерегите! У мюридов своих мертвых не бросают. Если он не один был, остальные сюда придут! Садись, пиши реляция!

Грамотных урядников Эмархан от роду не встречал. По слогам читать — еще ладно, но писать начальству простой казак не обучен.

— Не письменный я… — зачесал урядник затылок. — Не умею…

— Э, что ты умеешь? Живьем взять не можешь, реляция не можешь! Ладно, сам напишу. Мой нукер доставит. Я ему велел холмы вокруг смотреть.

— Спасибо тебе, ваше благородие! Бог мне тебя послал! Отпиши всё, как было!