Нахлынувшие воспоминания перебил звонкий цокот копыт. Дарья сидела на скамье тихая и грустная. Ветер шумно перелистал страницы потрепанной книги. Дарья подняла голову и увидела Никифора верхом на коне.

— Здорово дневали, Дарья! — поздоровался атаман и поинтересовался. — Как у тебя идут дела?

Нестерпимо синие глаза Дарьи широко распахнулись:

— Слава Богу, Никифор Евсеевич. Все хорошо идет.

— Спасибо, казачка, за твою работу. Завтра в школу казаки придут делать ремонт.

Дарья улыбнулась, показав белые ровные зубы.

— И вам спасибо, Никифор Евсеевич, за вашу заботу о хуторе.

— Держи письмо от Платона, только что привез.

Девушка, мигом вскочив с места, схватила тонкими пальцами долгожданное письмо.

— Спасибо!

По губам девушки снова расползлась приятная улыбка. Атаман ответно улыбнулся. Дарью в хуторе любили. Всегда веселая она всюду вносила тихую радость. Ее красивые глаза действовали на казаков успокаивающе. Никто не мог отвести своих глаз от ее прямого чистого взгляда. Каждый норовил сказать ей что-нибудь приятное и хорошее. Не было казака раз увидевшего и не полюбившего девушку. Видя ее, молодые казаки невольно таили дыхание, а старики, глядевшие на мир грустными глазами, вдруг становились радостными.

Никифор, сдерживая нетерпеливого коня, проехал к церкви, а Чернавина, чуть не запрыгав от радости, ухватилась за исписанный листок обеими руками. Она раскрыла конверт и чуть вздрагивающими губами стала читать письмо. Счастливая девушка читала и перечитывала его бесконечно. Дарье даже почудился ласковый убаюкивающий голос казака. Письмо Платона было тоскливым и теплым. Простые бесхитростные слова взволновали Дарьино сердце. Оно даже забилось по-иному. Она просто не могла оторваться от письма! Девушка долго сидела и, глядя в синее небо, бережно гладила листок.

— Бог даст — увидимся! — беззвучно прошептала Дарья.

Ветер принес от церкви приглушенный голос Прохора Селенина:

— Никифор, сходим к Чернавиным, хочу сосватать Дарью за своего сына.

— Да ты что с ума сошел! — раздраженно бросил Никифор — Поздно ты спохватился. Ее сердце занято другим. Она уже Платона полюбила. Это весь хутор знает.

— Но Дарье сватов никто не присылал, — вкрадчиво обмолвился Прохор.

— Не пойду и тебе не советую, — донес ветер ответ Шутемова.

Дарья, улыбнувшись, сложила письмо, пахнущее лекарствами, и убрала его в карман. Платон ей действительно нравился. Он был стройным, широкоплечим, с русыми волосами и с серыми глазами. Дарья любила его сильные руки, его честный, чистый взгляд и широкую улыбку. Ее радовали задор и живость казака. Впрочем, Дарья тоже уже вся заневестилась. Она ему ни в чем не уступала.

Вдруг девушка услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она обернулась на шум шагов и увидела подходящего сына местного купца Банникова. Федор остановился вблизи.

— Мы сегодня покидаем хутор. Отец просит, чтобы вы забрали в школу книги из нашего дома.

— Передай, что я сейчас приду с ребятами, — с живостью ответила Дарья.

Девушка вместе с детьми пришла к двухэтажному дому купца с колоннами и с парадным крыльцом на церковную площадь. Во дворе стояли три груженые разным скарбом подводы, две пролетки и немногочисленные жители хутора. Анисим, встретив Дарью на крыльце, шутливо поклонился:

— Проходите в дом.

На первом этаже стояли два больших шкафа для книг. На позлащенных переплетах играло солнце, пахло книжной затхлостью.

Купец густо пробасил:

— Забирай, Дарья, книги. Для них не нашлось места на телеге. Пусть их дети читают

Дарья взглянула и обомлела — она таких книг в глаза не видела. Даже ничего не понимающий в этом человек сразу бы понял, что это достаточно дорогие книги, потому что все они были в добротном переплете. Каких только книг тут не было. В одном шкафу стояли: Пушкин, Толстой, Лермонтов, Ломоносов, Тургенев, Давыдов. В другом шкафу расположились: Жуковский, Баратынский, Соллогуб, Гончаров, Полежаев. И многие другие русские поэты, и писатели, которых Дарья не успела отметить.

— Спасибо вам, Анисим Гаврилович, за книги. Дети очень будут рады: школа не имеет своей библиотеки. Будем рады снова увидеть вас в хуторе. Счастливого вам пути, — сказала Дарья.

— Спасибо, Дарья! Бог даст — увидимся, — в голосе купца прозвучала робкая надежда.

Дети радостно понесли книги в школу. Семья купца, уселась на гужевой транспорт. Анисим начал выводить подводы со двора.

Жители разноголосо закричали:

— Прощай, Анисим.

— Скатертью дорога! Пускай убирается ко всем чертям!

— Куда бежит если вся Россия в огне.

Короткий обоз вышел за хутор. За телегами потянулся шлейф пыли. Вскоре они пропали из виду. Толпа с шумом и говором хлынула со двора. Люди разошлись по хатам, и хутор затих, будто перед бурей.

Когда Дарья пришла домой, то она увидела, что кошка Лиска с черно-белой шерстью держит в своей пасти серого воробья. Девушка мгновенно подскочила к ней, освободила маленькую птичку из ее острых зубов и выпустила воробья в полураскрытое окно, откуда врывался в ее комнату свежий, чистый воздух. Счастливый воробей, сделал круг перед окном, что-то радостно прочирикал и улетел в растревоженный мир.

— Передай Платону, что я его очень жду! — прошептала вслед спасенной птичке Дарья.

Она вытащила благословенное письмо, поцеловала и снова прочитав, прижала к груди. Внутри нее все ликовало. Скоро они с Платоном будут вместе.

Ее ни разу не целованные губы, страстно прошептали:

— Приезжай скорей, казак! Я очень жду тебя!

Вечером она пришла на утес и долго смотрела в речную воду и на покрытые лесом берега. Ей так захотелось увидеть своего казака, что она неожиданно заплакала.

— Хоть бы разочек его увидеть! — заломила в тоске руки девушка.

Глубокое чувство день ото дня все сильнее и сильнее захватывало душу девушки. Еще недавно она была совершенно спокойна. С сегодняшнего же дня девушка уже не могла обходиться без него ни одного часа. Отныне Дарья каждый день засыпала, а утром просыпалась с одним и тем же именем на губах. И это имя было Платон.

***

Платон Перелыгин получил довольно опасное ранение. Пуля прошла с жизненно важным органом, рядом с сердцем. Только чудом ему удалось выжить. Какое-то время он даже находился между жизнью и смертью. В его теле все время лихорадочно скакала температура. Кризис миновал только на третий день, но перед тем как ему очнуться, ему почудился родной голос Дарьи. Она, как будто вживую появилась рядом с ним. На этом фоне Перелыгин открыл глаза. Лежа в чистой постели, Платон утомленным взглядом окинул длинную переполненную ранеными казаками палату, потолок, стены. Кругом белели повязки с красными пятнами крови. Кто-то кричал от боли и, превозмогая боль, тихо сквозь зубы матерился. А кто-то метался в бреду и хрипел.

Воздух, настоянный на дурманящей смеси лекарств, гниющих ран и человеческой крови, не