Линдрот гордо улыбался, и Анника спросила:

— То есть вы хотите сказать, что это Карл Андреас во второй раз вытащил статую?

— Да, именно. Вспомните слова на камне: «Gemini geminos quaerunt» — те же слова он написал на дне гроба. Может, это небольшая подсказка потомкам, на случай, если… А ты как думаешь, Давид?

— Да, согласен. Только он сам и мог это сделать.

— То есть ты пришел примерно к тому же выводу, что и я?

Линдрот был счастлив и горд. Но Давид медлил с ответом.

— Не совсем… Думаю, мы исходили из одних и тех же предпосылок, но…

Линдрот посмотрел на Давида с удивлением. Что на него нашло? Почему он вдруг засомневался?

Возможно, Давид думает иначе и не хочет его расстраивать. Но ему-то как раз нравилось именно то, что у них разные взгляды на вещи. Его бы это ничуть не огорчило. Как трогательно, что Давид так о нем заботится! Линдрот посмотрел на него и улыбнулся, готовый слушать.

— Да что ты говоришь? Как интересно! Ты серьезно? Ты считаешь, что мы пришли к разным результатам исходя из одних и тех же предпосылок? Ну, рассказывай!

Давид облегченно вздохнул. На самом-то деле он, конечно, знал, что Линдрот не гонится за приоритетом. Он засмеялся и стал излагать свою теорию:

— Я тоже размышлял об этих близнецах, которые ищут друг друга, и о том, что означают эти слова… И допускаю, что если бы раньше увидел эту могилу, то, вероятно, рассуждал бы так же, как вы. Но мои мысли развивались немного в другом направлении…

Давид замолчал и принялся что-то искать в своей сумке. Юнас недовольно смотрел на него, жуя «салмиак». Было видно, что он пытается сдерживаться, но в конце концов его терпение лопнуло.

— Ну все! — резко сказал он. — Хватит! Я куда больше верю пастору, чем тебе и твоим теориям!

— Но я уверен в том, что говорю, — спокойно ответил Давид.

— Все, мне надоело! — Юнас был очень рассержен. И обеспокоен. Он что, хочет все испортить? Они так и не узнают, что в могиле? Даже с точки зрения Йерпе теории Линдрота куда привлекательнее. У пастора гораздо больше фантазии, чем у Давида. Больше воображения!

— Давай, Юнас, все-таки сначала выслушаем Давида, — улыбнувшись, сказал Линдрот.

— Да уж! — поддержала его Анника.

Давид держал в руках конверт с фотографиями, которые прислал Йерпе.

— На самом деле додумался не я, а Юнас! — сказал он.

— Я?.. — Юнас с сомнением посмотрел на Давида. Теперь он подлизывается, чтобы Юнас принял его сторону? Или что? Нет, так просто это у него не получится.

— Я все равно поддерживаю точку зрения пастора! — дерзко заявил он.

Линдрот ответил, что ему, конечно, это очень приятно, но он все-таки не прочь выслушать и теорию Давида — тем более что Юнас как-то к ней причастен.

— Да, Юнас удивительно наблюдателен, — сказал Давид. — Кстати, именно он догадался про слона! И благодаря этому мы нашли золотого скарабея.

Юнас просветлел. Он все еще колебался, но историю со слоном отрицать не мог.

— Ну ладно, Давид, — великодушно согласился он. — Продолжай!

— Ну вот, — начал Давид. — Во-первых, Юнас раздобыл в «Смоландском курьере» эти фотографии, и мы смогли как следует рассмотреть обе статуи, то есть шведскую копию и оригинал из Британского музея. Мы хотели узнать, в каком месте был прикреплен скарабей.

Давид протянул фотографии Линдроту.

— Как интересно… Пойдемте в контору, сядем и все обсудим.

Во главе с Линдротом они поспешили назад через кладбище. Придя в контору, скинули с себя куртки и обувь. Линдрот зажег яркую настольную лампу и достал увеличительное стекло. Он тоже ясно видел скарабея на копии, но не был уверен, есть ли он на оригинале.

— Поэтому, — сказал Юнас, — если мы раскопаем эту могилу и достанем статую, то она будет гораздо красивее, чем английская.

— Подожди, Юнас! — попросил Давид. — Я не закончил.

Он стал рассказывать о цветке лотоса. В письме Андреаса ясно говорилось, что единственное отличие английской статуи от шведской — это то, в какой руке находится цветок лотоса. У английского близнеца цветок был в правой руке. А у шведского в левой.

— И на фотографиях вроде бы так же, — Давид показал Линдроту два снимка.

— Да, конечно, — согласился тот. — Вот, тут ясно видно, да…

— Я тоже так думал, — сказал Давид. — Пока Юнас в очередной раз не проявил свою наблюдательность! Он вдруг спросил, что значит tixe. И тут я все понял!

— Tixe?.. — переспросил Линдрот.

— Ну да, посмотрите на табличку над дверью на фотографии из Британского музея. На табличке написано TIXE, с перевернутой Е. Видите?

— Да, да, вижу-вижу… — Линдрот потер брови. — Но это же…

— Вот-вот. Это EXIT, — сказал Давид.

— Exit?.. Там же написано tixe? — недовольно заметил Юнас. Он считал, что они тратят время на пустяки.

— Невероятно! — воскликнул Линдрот. — EXIT по-английски значит ВЫХОД! Понимаешь, Юнас?

— Да, да, — ответил Юнас. — И что дальше?

— А это значит, что… что…

— Что фотография перевернута. — Перебил его Давид. — Exit таким образом превратился в tixe, как ты очень верно заметил, Юнас. А это, в свою очередь значит, что цветок у статуи не в правой руке, как видно на картинке, а в левой! Но ведь в письме сказано, что статуя Патрика держит цветок в правой. А, следовательно, статуя в Британском музее — это не статуя Патрика Рамсфильда, а…

— Ну и ну! — воскликнул Линдрот. — Ну и ну… — Он все понял.

— Выходит, у них статуя Андреаса Виика! — заключил Давид.

Линдрот откинулся на спинку стула. Его глаза светились, как два солнца.

— Слушай, Давид! — сказал он. — Это потрясающая версия. Я вынужден сдаться.

— Не сдавайтесь, пастор! Не надо! — попросил Юнас. Ему теория Давида казалась абсолютно неинтересной. Было одно слово, которое Йерпе частенько повторял — «бесперспективно», и теория Давида была, по мнению Юнаса, именно бесперспективной.

— Но ты же сам принял участие в этом гениальном открытии, — сказал Линдрот.

— Все равно мне больше нравится ваша теория, — ответил Юнас. — Кстати говоря, как статуя попала в Англию? Интересно, Давид, что ты на это скажешь?

— Думаю, ее туда отвез сам Карл Андреас, — сказал Давид. — А вообще это было единственно разумное решение, если он верил, конечно, что статуи, если их разлучить, приносят несчастье. Тогда их сила оборачивалась злом. Он же написал на могиле своих детей: «Помилуй, Боже, того, кто разлучит близнецов». Для него это были не пустые слова. Он испытал это на себе.