срывая с губ моей Алины многообещающее «ааа-х…». Меня крыло, как она сходу включалась в нашу близость… Будто для нее нет ничего важнее, моего наслаждения…

Близость! Ха…

Я даже в мыслях не мог называть секс со своей дикаркой иначе, хотя трахались мы знатно. Много и громко. Пошло… С протяжными стонами и чавкающими звуками. Влажно и горячо.

Хаотичным движением я подтянул свою девочку еще ближе, упираясь в нее массивной эрекцией. Провел головкой по входу снизу вверх… Вот как она на меня действует… Спала тут такая красивая… Вштырило… Сама виновата. Быстрее бы в нее…

— Оттопырь попку! Хочу взять тебя бочком…

— Кирилл… — моя Лебедева тяжело сглотнула, беспрекословно подчиняясь.

Послушная девочка. Пробрался рукой ей между ножек, раскрывая складки… обвел чувствительный бугорок. Погладил, как она любит…

Чего и требовалось доказать…

— Ну, что ты за Сокровище? — усмехнулся ей в шею, массируя тугую хлюпающую промежность.

Меня колотило от желания.

Тело разбивала неконтролируемая сучья дрожь. Обладать… Обладать своей девочкой… Раствориться в ней… Расщепиться на молекулы. Подохнуть. И воскреснуть под ее протяжные стоны.

Положив одну руку Алине на бедро, я резко вошел. До основания. Глубоко. Вонзился в нее членом. Зарычал на ушко. Застонал… Да, бляха, я не мог себя контролировать. С ней — не мог. Ревел, будто раненый волчара, вколачиваясь в желанное тело.

Потому что у нас с Лебедевой близость! И так во всем…

— Тебе хорошо со мной, Алиночка…? — посасывал взмокшую кожу у нее на шее, грубо и быстро проникая на всю длину.

— Да, Кир… ю-ша… да-а… — мычала, царапая мои пальцы, которыми я терзал припухший бугорок.

И еще раз, моя развратная… Так сказать, на бис.

Слегка укусил ее за шею.

— Аа-а-х… — Алина судорожно вытолкнула воздух, когда я проник в нее глубже.

— Согни колени! Да, вот так, Сокровище! — крепче обнимая ее, я закинул одну ногу поверх ее бедер, наслаждаясь очередным пиздецки пошлым протяжным стоном, переходящим в скулеж.

Вот такая моя Лебедева чувственная… Завелась с пол-оборота, вздрагивая под каждым моим прикосновением… каждым грубым толчком… Да я, сука, сам себе завидовал!

— Прости, что разбудил… — провел большим пальцем по приоткрытым губам невесты, проскользнув в ее сладкий ротик.

Гулко выдохнув, я толкнулся членом до упора.

Еще один животный чавкающий толчок.

И, пи*дец, нам…

Алина застонала, конвульсивно цепляясь за мою руку. Почувствовал — накрыло. Сжималась на мне. Как же ох*ительно туго… влажно… горячо… Каждый ее отчаянный всхлип посылал через мое тело разряды чистейших первозданных ощущений…

Моя Лебедева — мой Эверест… И мы подошли к пику…

Невеста с такой жадностью посасывала мой палец, сомкнув на нем припухшие губки, что я потерялся… Взревел, ощутив, как по бедрам, насыщая пах, и полностью отключая рассудок, несется волна крутого кипятка… Бл*я-я-я…

— Люблю тебя, Алиночка…

* * *

Третье утро у нас с моей Алиной проходило по одному сценарию.

Она сладко дрыхла, уткнувшись носом в подушку, а я, сперва, нехотя приняв душ… Нехотя, потому что мне, как конченому фетишисту и фанату своей будущей жены, охренеть как нравилось носить на себе запах ее тела и нашей умопомрачительной близости… Однако, увы, я работал в коллективе, поэтому приходилось соблюдать общепринятые нормы гигиены.

Далее я готовил нам завтрак, и ел его в гордом одиночестве, потому что, повторюсь, почивала моя Алина. К счастью, сегодня обошлось без неожиданных встреч на кухне… Добровольно-принудительно соседка слиняла до конца недели.

Кстати, вчера вечером мы с Лебедевой неплохо продвинулись в вопросе поиска собственного гнезда, просмотрев с десяток вариантов, предложенных риэлтором, и на выходных собирались посмотреть вживую три квартиры…

А потом я уехал на работу.

Хотя уже полчаса никак не мог сосредоточиться на важном отчете, то и дело листая в телефоне фотографии с нашей вечерней фотосессии. Я оценил-таки её красную кружевную сорочку… Да так, что Лебедевой придется шить себе новую — эту разодрал…

Трель коммутатора заставила отвлечься от одержимых мыслей.

— Кирилл Александрович, к вам Марина Потапова. Говорит, вы договорились о встрече…

— Пусть заходит, — до хруста стиснул кулак.

Ну, здравствуй, Марина…

Глава 37

— Привет Кирилл! — бывшая одноклассница поправила свои тщательно уложенные светлые волосы, в нерешительности замерев перед моим столом.

Вчера днем Марина позвонила мне в слезах, сообщив, что ее уволили из бутика, в который я помог ей устроиться несколько месяцев назад, обвинив в краже вещей и крупной растрате. Теперь ей светит уголовное дело. Разумеется, ушлая девица понятия не имела, в чем ее вина?

Прямо без вины виноватая.

Не спеша с ответными приветствиями, я потягивал воду из высокого стакана, обводя ее внимательным взглядом.

Марина вырядилась в короткое белое платье с откровенным декольте и туфли на шпильках. В нос ударил знакомый излишне тяжелый цветочный запах духов, почему-то именно этот аромат на особом счету у столичных модниц, хотя у меня он вызывал рвотный рефлекс.

— Кирилл, я не понимаю, что случилось… Еще несколько дней назад управляющая была мной довольна. Собиралась назначить старшим продавцом и перевести во флагманский бутик, и тут такое… Кража вещей — это вообще сюр! Да там камеры везде, это просто нереально сделать! Кто-то меня оболгал… Это точно! — ее глаза наполнились слезами, а ярко накрашенные губы поджались.

Потапова сделала шаг к креслу, однако я долбанул кулаком по столу, тем самым, заставив ее замереть с комично приоткрытым ртом.

— Я не разрешал тебе садиться! — заметил резко.

— К-кирилл… — посетительница осеклась.

— Интересно, кто же мог тебя оболгать? Управляющая сообщила, пропали вещи из новой коллекции, там тряпок на пару лямов. — я слегка ослабил галстук. — И тебе придется всё возместить, иначе «присядешь».

— Присяду? — от ее потрясенного взгляда я еле удержался от смеха. — Но я ничего не брала… У меня нет таких денег! И у родителей нет! Я…я… За что-о? — громко всхлипнула, хмуря брови.

— Видишь, как в жизни бывает, Марин? Когда-то оболгала ты… Теперь оболгали тебя… Это называется бумеранг. Ничего не хочешь мне рассказать?

— Я… я не понимаю… — натурально блеяла, как овца.

Я сглотнул горечь раздражения.

— Помнится, лет пять назад ты была более словоохотлива…

Переминаясь с ноги на ногу, Потапова выглядела ошарашенной.

— Так это т-ты…? Из-за… Лебедевой…? — голос этой лживой суки дрожал от эмоций, связанных с внезапным осознанием. — Но… Я просто не понимаю… Столько лет прошло… Да и… Она ведь бросила тебя… уехала… Причем здесь я?

Причем здесь она? Ну, пи*дец!

— Ты ведь знала, что у нее нет матери и отец нежилец?

Хотелось докопаться, какой ей профит был от этого вранья?

— Она тебя бросила! Сама нам сказала…