Она припомнила воскресный обед: жилистая баранина, самая дешевая, с вареным картофелем, капустой и комковатой подливой. Десерта не было вообще.

— Это ужасно — не иметь возможности даже приготовить себе чашку чая, когда тебе этого хочется, — пожаловалась Лиза.

— Потерпи, — утешала подругу Джекки. — Это ненадолго.

— Постараюсь, — решительно заявила Лиза.

На ужин их ждало то же самое, разве что баранина была уже холодной. Комки белого застывшего жира смотрели на Лизу из тарелки, и вдруг она почувствовала, как ее желудок подкатил к горлу. Оставшиеся крошечные кусочки мяса оказались жесткими и не стали съедобнее даже после того, как она долго и нудно жевала их. Лиза с трудом заставила себя проглотить вязкое месиво. «Осталось всего триста шестьдесят три дня», — подумала она и коротко рассмеялась.

— Лиза! — укоризненно взглянул на нее Брайан.

— Прошу прощения, я не голодна. — Лиза вскочила на ноги. — Извините.

В спальне она обнаружила, что миссис Смит перестелила их постель. Хотя утром Лиза аккуратно заправила ее, отогнув простыни перед подушками, как всегда делала Китти, теперь одеяло и покрывало были расправлены до самого изголовья. Виктория, которую Лиза посадила на подушку, куда-то исчезла и обнаружилась лишь после долгих поисков: миссис Смит засунула куклу обратно в чемодан. Лиза вытащила ее оттуда и разгладила измятое платье.

— Я спрячу тебя в гардероб, — прошептала она, — чтобы всякий раз, открывая его, думать о Ральфе.

Утром Лиза переложила средство от моли во второй гардероб, в котором еще оставались кое-какие вещи миссис Смит. Когда Лиза распахнула дверцу, чтобы усадить внутрь Викторию, то обнаружила, что нафталиновые шарики вернулись на место. Разозлившись, она побросала их в бумажный пакет, чтобы потихоньку выкинуть. В дверце ее гардероба был замок, поэтому Лиза заперла ее, а крошечный ключик спрятала в сумочку.

— Как развиваются военные действия? — осведомился мистер Гринбаум.

Лиза и Брайан были женаты уже шесть недель.

— Как вам сказать… Положительные герои — то есть моя сторона, — ответила она, — находятся в более выигрышном положении. А отрицательным не удалось захватить плацдарм.

Но потом Лиза вспомнила, как по ночам Брайан неподвижно лежит рядом с ней, боясь пошевелиться, сколь бы усердно она ни старалась его соблазнить. Под крышей материнского дома его влечение к Лизе растаяло без следа. Но, разумеется, рассказать об этом мистеру Гринбауму она не могла. Говоря по правде, отрицательные персонажи под покровом темноты продвигались вперед медленно, но неуклонно.

— Брайан, мы с тобой были бы намного счастливее, если бы жили отдельно, — заявила как-то Лиза мужу, когда они возвращались домой после работы. Вагон метро был переполнен, и оба держались за петли, раскачиваясь взад и вперед в такт движению в окружении плотной массы тел. Место для беседы было выбрано не лучшим образом, но теперь они редко оставались наедине. Даже в постели Брайан крайне неохотно поддерживал разговор.

— Ох, Лиза, не начинай все сначала, — обиженно отмахнулся он.

Она удивленно уставилась на него — раньше он никогда не разговаривал с ней таким тоном.

— Я всего лишь раз заикнулась об этом, да и то это было давно.

Но он не выказал к ее словам ни малейшего интереса. Иногда Лизе казалось, что она теряет его; сейчас она была в этом уверена. Она должна вырвать его из-под влияния матери, иначе их брак развалится. Лиза сказала:

— Брайан, я не чувствую, что мы с тобой женаты. Я совсем не ощущаю себя твоей женой.

— Ш-ш, — прошипел он, оглядываясь по сторонам. — Тебя могут услышать.

— Но где же мы можем поговорить, чтобы нас никто не услышал? — требовательно спросила она. — В доме твоей матери мы не можем разговаривать даже в постели.

— Мы могли бы поговорить в обеденный перерыв, — язвительно заметил Брайан, — но ты ведь предпочитаешь ленч в обществе Джекки. Мама считает это предательством с твоей стороны.

В глазах Лизы вспыхнуло негодование.

— Обсуждать такие вопросы со своей матерью — еще большее предательство, — парировала она.

На его лице отразилась неуверенность.

— Послушай, Брайан, — торопливо продолжала она. — Твоя мать отказывается признавать, что у тебя есть жена. Она ведет себя так, словно я — посторонний, лишний человек в вашем доме. Я хочу сказать, что за три месяца я даже ни разу не приготовила ужин. Она по-прежнему штопает твои носки и чинит одежду.

— Большинство девушек были бы только рады этому, — презрительно фыркнул Брайан.

— Но я не девушка, я твоя жена, — упорствовала Лиза. — У нас с тобой нет личной жизни, нет своего угла. Мы не можем даже поговорить наедине. Как бы я ни старалась аккуратно заправить постель, твоя мама каждый раз перестилает ее по-своему. На туалетном столике после себя я оставляю полный порядок, но она и там все переставляет. Она забирает грязную одежду, чтобы выстирать на выходные, даже если я убираю ее в ящики комода. Она роется в наших вещах, Брайан!

— Но это ее дом и ее мебель, — запротестовал Брайан.

Рядом освободилось место, и Лиза опустилась на него. Она устала и исчерпала все доводы, и ей не хотелось продолжать этот бесполезный спор. Несколько недель назад она предложила сходить в кино, но когда Брайан упомянул об этом в разговоре с матерью, та заявила, что тоже с радостью пошла бы с ними, так что теперь они все вместе по средам посещали кинотеатр, и каким-то образом миссис Смит всегда ухитрялась сесть между сыном и невесткой. Вместо того чтобы получать удовольствие от фильма, Лиза кипела от негодования. В последний раз она попросту отказалась идти, сославшись на головную боль, так что Брайан отправился в кино вдвоем с матерью. «Совсем как в старые времена», — довольно закудахтала миссис Смит.

Лиза вспомнила, как один из ее братьев, Джимми, страстно мечтал о луке со стрелами. Много недель он экономил каждый пенни, пока не насобирал нужную сумму, а когда вернулся с покупкой из «Вулвортса», то буквально сиял от гордости. Но, поиграв с луком несколько часов, он бросил его на заднем дворе, где однажды нашла игрушку Китти, обнаружив, что с ней забавляются малыши, и спрятала ее. Джимми ничего не заметил. Именно так Лиза чувствовала себя с Брайаном — словно она была игрушкой, которую он увидел и возжелал на Рождество, которую домогался со всей страстью и отчаянием, но, заполучив ее, утратил к ней всякий интерес.

Пассажиров в вагоне стало меньше, и Брайан опустился на сиденье рядом с Лизой.

— Я понимаю, что тебе нелегко, — неуверенно заговорил он, с трудом подбирая слова. — Но я пообещал маме, что мы останемся у нее на год. Она обидится, если мы переедем раньше. Осталось всего девять месяцев, и тогда у нас будет достаточно денег, чтобы купить собственный дом.

Лиза ничего не ответила. Ее не покидало ощущение, что, где бы ни находился их новый дом, он окажется в пределах досягаемости свекрови. Перед тем как выйти из вагона, она предложила: