– Ой, не говори! Мы студентами на Волгу ездили…

Они болтали, как старые друзья, и минуты не прошло, как познакомились. Ребята стояли в сторонке. Даша с Лысым вопросительно поглядывали то на отца, то на Дину, у той, наверное, был совсем ошалевший вид.

– Пап…

– Марш домой!

Что ж, и на том спасибо. Дина кивнула ребятам и полезла через забор.

– Вот борзый мужичонка, а? – Покинув стройку, Лысый осмелел. – Сторожить, говорит, некому!

– Досторожится, – ворчала Даша. Кажется, она еще не смирилась с тем, что ее, как маленькую, таскали за уши. – А вы поняли, что второго подъезда там нет?

Лысый даже притормозил от такого заявления. Его-то поймали почти сразу, как он спустился, а Даша небось успела побродить по стройке.

– Точно нет? Погоди, ты уверена?

– Да! Я дом оббежала сто раз. Один подъезд, больше нету.

– Это что же получается: окно есть, его все видели, а квартиры…

– А может, из соседней квартиры туда можно было попасть? Бывает же, когда объединяют две…

– В строящемся доме? Да нет, мы всю облазили…

– Да ловушка это! – не выдержала Дина. – Неужели вы не поняли?

Даша нехорошо на нее посмотрела, но Лысый почти согласился:

– Да, дверь серьезно скрипела, как в кино. Задержались бы, а она: бум! – и темнота-а!

– И мертвяки изо всех углов! – радостно подхватила Даша. – Уймись, Жучка, а то я поверю.

Дина махнула на них рукой и стала высвистывать по кустам Гришку. Они уже порядочно отошли от стройки, а пес все не находился. Неужели это он тогда выл? Может, убежал домой?

Светало. Кроссовки вымокли от росы, и голова еще гудела. Даша с Лысым обсуждали дурацкий свет в дурацком окне, а Гришка не показывался. И Ланка не показывалась. И та собака, чью голову они нашли вчера, уже никогда… Лес редел, впереди уже виднелся пустырь за школой.

– Счастье, что сегодня суббота! – зевнул Лысый. – Я спать, девчонки.

– Только планов на вечер не строй. – Даша, похоже, и не устала. – Очень мне любопытно, что за окно такое. Дин, ты пойдешь?

– Если отпустят, – говорить такое Даше, может, и не стоило, но было уже все равно.

– Да ладно, у тебя вроде ничего отец… – Даша повернулась, и стало видно, что ухо, за которое ее держал парень в ушанке, было испачкано чем-то черным.

– Вытри.

Даша провела пальцами по уху:

– Сажа? Костерчик, что ли, жег? А я думаю: что так гарью в доме пахнет… Лысый, посмотри на меня!

У Лысого тоже было ухо в саже.

Минуя пустырь, все разошлись. Дина брела домой долго и медленно, то и дело оглядываясь и все время насвистывая. Город еще спал. Собаки во дворах, увидев Дину, только лениво косились, налаялись за ночь. А Гришки нигде не было.

Дома Дина сбросила рюкзак и рухнула на кровать, как была. Только успела подумать, что не уснет после ночного приключения, как тут же и отрубилась.

Глаза она открыла только к полудню: солнце за окном стояло высоко и слепило. На кухне звенела посуда, и отец с кем-то громко болтал.

– А помнишь, когда два – ноль продули? У нас в гараже траур был! Завгар явился в черной кепке, с двумя бутылками, мелом написал на двери «закрыто» и объявил траур.

В ответ послышался сдавленный смешок и странно знакомый голос пробубнил:

– Давай рыбки поджарим. Где твоя малая-то? Пускай почистит.

– Угу… Динка!

Пришлось вставать. На часах была половина второго. Дина кое-как причесалась, плеснула воды на лицо и вышла на кухню.

За столом сидел отец со своим вчерашним знакомцем: мужичком со стройки. На кухне бардак – с утра сидят, под столом – пустая бутылка и тазик с двумя щуками. Щуки медленно разевали рты и чуть шевелили блестящими хвостами. Попались, значит, на хваленый Ушанкин спиннинг. Ушанку мужичок, кстати, не снял. Так и сидел в рыбацких брюках, закатанных до колена, босой, в ушанке и ватнике. А на кухне жара… Картошка булькает на плите.

– Санек, Дина, – коротко представил отец. – Давай-ка, почисти нам щучек. Санек поймал с утреца! – Он так хвастался, будто вылавил их сам.

Дина молча вытянула из-под стола тазик и занялась щуками. Живые еще! Рыбины отчаянно трепыхались, пришлось их по-быстрому обезглавить. Отец все вещал про свой траур в гараже, а Санек исподтишка поглядывал за Диной. Жутковатый у него был взгляд: вроде одобрительный, а хитрющий.

– Это я с утра на спиннинг поймал, – как маленькой объяснил он Дине. Как будто она еще не в курсе, откуда щуки в тазу берутся. Дина кивнула, что отвечать-то. Санек одобрительно улыбнулся и продолжил:

– А большая чуть не ушла. Я ее в пакет, так она с пакетом чуть в воду не ускакала. – Голос у него был странно знакомый, где-то Дина его слышала.

– Камешком придавил от таким! – Санек показал руками размер почти что с саму щуку. – И тот своротила!

– А потом? – было уже неудобно молчать, когда тебе так старательно хвастаются.

– Вырыл ямку, положил туда пакет с водой и щукой, завалил ветками…

Дальше Дина не слышала. Это «завалил ветками» ударило по голове как булыжником. Он! Те же слова, тот же голос, интонации те же! Какой сон, какой бред, какой обморок, когда вот он, сидит перед ней, тот самый!..

Дина подняла глаза и как обожглась ответным взглядом. Но так ведь не бывает… Зрачки у Санька сузились, улыбка обмякла, как будто понял, что ляпнул что-то не то.

– Дин, заснула, что ли? – включился отец. – Картошка смотри, сварилась уже!

Дина послушно уткнулась взглядом в рыбину и заработала ножом. Быстро почистить и сматываться! У матери в спокойной обстановке обдумаем, а пока…

Она так орудовала ножом, что рука устала. Но справилась быстро: через пятнадцать минут щуки уже радостно скворчали на сковородках. Дина быстренько сполоснула руки и уже нацелилась удрать, но отец не пустил:

– Ты куда это? А обедать?

Меньше всего Дине хотелось есть это, добытое страшным гостем.

– Эээ… Ну чего я буду мешать вам, пап? Я лучше потом. Да и не хочется пока, я ж только встала.

Санек неодобрительно глянул на нее, обижаешь, мол. И отец туда же:

– Садись, я сказал! Думаешь, я не знаю, куда ты рвешься? Собака у нее пропала, – стал он объяснять Саньку. – Все бегает, ищет, весь микрорайон на уши подняла. По стройкам, вон, лазает ночами…

Санек сочувственно закивал, но сказал:

– Успеешь. Сейчас поедим и пойдем все вместе…

Этого еще не хватало!

– Я… К матери обещала забежать.

– Цыц! – Отец стукнул кулаком по столу так, что посуда задребезжала.