Нас снова тряхнуло, гораздо сильнее прежнего. Леннокс запнулся и чуть не упал, но я крепко вцепилась в него обеими руками. Он должен чувствовать во мне надежное плечо, а не только подставлять свое.

Очередной толчок грянул финальным аккордом разрушительной пьесы; почва больше не уходила у нас из-под ног.

Хотя дрожь земли улеглась, мы с Ленноксом не торопились размыкать объятия. Горло перехватило от страха пополам с облегчением. Опасность миновала, и мы оба еще живы.

Леннокс смотрел на меня сверху вниз, с растрепанной шевелюры ручьями стекала вода. Прильнув к нему, я ощущала лихорадочный стук его сердца. Леннокс судорожно сглотнул и покосился назад.

– Пещера там, – ткнула я пальцем. – Думаю, уже можно возвращаться.

– У тебя зрение лучше. Веди! – распорядился Леннокс.

Обратный путь больше напоминал полосу препятствий. Утопая в жидкой грязи, мы перебирались через поваленные деревья, огибали валуны.

Вход завалило камнями. Кое-как, бочком, мы протиснулись в узкую щель и принялись скрупулезно исследовать стены и потолок на предмет трещин. На мой непосвященный взгляд все было в порядке, обвал нам не грозил.

Я направилась было вглубь пещеры, однако Леннокс решительно преградил мне дорогу:

– Раздевайся! Сырую одежду оставим здесь. Мы и так голодные, а если заночуем на мокром полу, обязательно подхватим простуду.

Он скинул хлюпающие сапоги, но оставил черные носки, стянул через голову рубаху и аккуратно разложил ее на широкой плите, почти полностью заслонившей вход. Моему потрясенному взору предстал обнаженный торс, сплошь покрытый шрамами.

– Ну же, не тушуйся! – подбадривал Леннокс, заметив, что я застыла изваянием. – Нашла кого стесняться, ведь я уже видел тебя в исподнем, – пошутил он, однако мне совсем не хотелось смеяться.

Фыркнув, Леннокс шагнул ко мне вплотную и принялся развязывать тесемки корсажа.

– У тебя шок, – тихо проговорил он. – Такое случается, когда сталкиваешься с чем-то поистине пугающим и не знаешь, что предпринять. Ничего, скоро пройдет. Отдохнешь, поспишь, и сразу станет легче.

Не в силах шевельнуться, я замотала головой и чуть слышно пролепетала:

– Не в этом дело.

Леннокс по-прежнему возился со шнуровкой, стараясь не касаться моего тела.

– А в чем? – с интересом, без тени раздражительности или недовольства спросил он.

Я кивнула на испещренную шрамами грудь.

– Понятно. – Леннокс опустил руки и почему-то смутился. – Я давно не обращаю на них внимания. Хотя со стороны зрелище… не самое приятное. – Он попятился. – Дальше расшнуруешь сама.

Я безропотно принялась за работу.

– Разувайся! – скомандовал Леннокс; я поочередно вытянула каждую ногу, и Леннокс, обхватив мои икры, стащил с меня сапоги. – Сорочка у тебя относительно сухая, чулки тоже, их можешь не снимать.

Я выбралась из платья и по примеру Леннокса расстелила его сушиться на ближайшем валуне.

– Нужен большой костер, чтобы не потух до утра. Сядем рядышком. Набросишь мой плащ. Не спи! – Леннокс тряхнул меня за плечи. – У тебя точно шок. Присядь.

Он взял меня, словно гуттаперчевую куклу, усадил к огню, закутал в плащ.

Со мной и впрямь творилось неладное, однако звалось оно не шоком, а любовью. Стрела Амура поразила мое сердце и разум, повергнув меня в оцепенение. Последние сомнения рассеялись. Я влюбилась в Леннокса и обреченным взглядом следила за тем, как он суетится, собирает растопку и подкладывает ее в костер. Едва тот как следует разгорелся, Леннокс нагреб веток с листвой и, сгрудив их возле огня, уселся рядом со мной. Но не так близко, как раньше.

– Если хочешь, я надену рубашку, – предложил он. – А то на тебе совсем лица нет.

– Это не из-за рубашки, – заставив себя поднять глаза, пролепетала я. – Просто… – Я указала на длинный рубец, пересекавший его грудь по диагонали. – Самый большой шрам оставлен мной.

– Теперь понимаешь, каково мне? – Леннокс бережно провел пальцем по зарубцевавшейся ране на моем левом предплечье, нанесенной его мечом.

– Не кори себя. Приятного, конечно, мало, зато будет что рассказать внукам.

– Мой шрам мне даже нравится, – признался Леннокс, глядя себе под ноги. – Он связывает меня с тобой.

Тысяча ударов сердца.

О чем… о чем он толкует?

– Впрочем, у меня сохранилось еще кое-что, – зардевшись, добавил Леннокс. – Я… хм… до сих пор храню срезанную у тебя прядь и в минуты отчаяния наматываю ее на палец.

Он взял мой влажный локон и принялся перебирать его.

Десять тысяч ударов сердца.

– А я не смогла расстаться с твоим плащом, – шепотом поведала я. – Укрываюсь им по ночам вместо одеяла. Он пахнет тобой, океаном.

– А твои волосы благоухают розовой водой, – выдохнул он; его глаза цвета небесной лазури скользнули по мне, задержались на губах и снова переместились вверх; Леннокс придвинулся ближе. – Боишься меня?

Я покачала головой, и наши носы соприкоснулись.

– Нет.

– Я еще ни с кем не целовался, – прошептал он. – Мне немного страшно.

– На наше счастье, отваги тебе не занимать.

Он прильнул к моим губам.

И все вокруг потонуло в оглушительной канонаде ударов.

Подавшись вперед, Леннокс нежно обхватил ладонью мой затылок; моя рука легла ему на грудь, обезображенную шрамом. Подобно моей, его кожа была холодна как мрамор, но жар поцелуя согревал кровь.

Отстранившись, я посмотрела на него и не узнала – до того он преобразился.

Впервые с момента водворения в пещере меня сковал страх.

Невелика беда в том, чтобы тайно влюбиться, вернуться домой совершенно опустошенной и терзаться болью разлуки. Куда чудовищнее обрекать на такие страдания другого. Я с ужасом ждала, когда пробьет час расставания.

Леннокс

Землетрясение улеглось, сдвинув мир с прежней оси и сосредоточив его на Аннике. Отныне она стала центром моей вселенной, точнее, всегда была таковой с самой первой нашей встречи.

Без лишних сомнений она подсела ближе и, устроившись между моих ног, накрыла нас обоих плащом.

Свернувшись калачиком на моей груди, Анника перекинула влажные волосы через плечо, и я заключил ее в объятия. На душе царил покой. До сих пор я не осознавал, какое это счастье – любить. Анника могла повелевать мной, делать все, что заблагорассудится. Швырни она мое сердце в смертоносную воронку, я бы не укорил ее и словом. Я всецело принадлежал ей. Принадлежал Аннике.

Окончательно и бесповоротно.

Пристроив голову мне под подбородок, она будто вслушивалась в биение моего сердца. Я рассеянно водил пальцем по ее предплечью.

– Леннокс?

– Да?

– Ты сказал, вы давно отреклись от фамилий. А ты помнишь свою?

Я расплылся в улыбке. На короткий упоительный миг воображение унесло меня в светлое будущее, где Анника носит мою фамилию.

– Оссакрит.

– Леннокс Оссакрит. А второе имя у тебя имеется? – Она смотрела на