— Так нехорошо, мы по-честному договаривались…

— Ой-ой, был такой один, тоже с маркитантами по-честному хотел! Хасан тебя уже обманул и еще обманет, вот так.

— Уффф… дык чо мне у него просить, два гранатомета, что ли?

— Долю в караване проси.

— Как? Ты чо такое говоришь-то? — У меня аж зубы зачесались. Подскочил я, уселся, про ласки мигом позабыл, — Иголочка, какую такую долю? Ведь я не торговец.

— А чем ты их хуже? — Лисичка хитрая вытянулась, под солнышком в золотых пушистых волосиках вся, голенькая, сладкая… а ножкой тонкой мне промеж коленок лезет и лезет. — Ты их ничем не хуже, Славушка, вот так. Ты умный, сильный, красивый, очень смелый и добрый. А еще ты честный, и слово держишь, и за друзей горой стоишь…

Так она говорила, мурлыкала сладко-сладко, ну точно кошка разомлевшая, все хвалила меня да хвалила. Ясное дело, я к таким медовым речам не привыкший, тоже враз разомлел, и чувствую — правду ведь моя женщина говорит. Сильный я, вона, когда поросями годовалыми через забор кидались, я дальше всех закинул. И друзей всегда защитю, и чужого не возьму, и Спасителя славлю… вот только, может, не самый умный… Ну и чо, все равно не хуже маркитантов! Все верно Иголка говорила, и так меня чо-то разобрало, ешкин медь, прямо сейчас стал штаны цеплять и в путь собрался.

— Слава, ты куда? — захлопала глазьями Иголка. — Тебе нельзя пока уходить. Травы целебные еще не все выпил.

— Дык… я, это…

— Ты понял, милый, что сделать надо? Требуй долю в караване. Ничем вы не хуже, чем они, и товара на Факеле доброго полно.

— Говорят, доля дорого стоит. Откуда у меня такие… — Тут я язык прикусил. Понял, куда она клонит.

— Ой-ой, сколько ваша пушка с гранатами потянет? Да еще пулемет. Только не вздумай их отцу родному торговать, он тогда тебя точно проклянет. Продашь ее химикам, обменяешь на порох. Половину пороха продашь южным пасечникам, деньги не бери, бери темный мед. Я тебе покажу какой. Мед и порох повезешь, самый лучший товар. Деньгами нигде не бери, ни серебра, ни золота — ничего. Я тебе после покажу, какой товар для нашего Базара брать.

Обалдел я маленько.

— Иголка… я себе ничего взять не могу. Сдать все в котел должен. Общее все на Факеле. Как я себе-то заберу?

— Бабы у вас тоже общие? — нахмурилась моя лисичка.

Ох, ешкин медь, не могу я с ней спорить!

— Дык… я ж торговать-то не умею. Да и как продавать, сколько просить, я ж нигде далеко не был…

— А я с тобой поеду, Славушка. Уж я продать сумею, никто нас не обманет. Станем на других Базарах сами торговать вашим железом да нашим медом, маркитантам цену собьем. Богатые станем, дороги надежные высмотрим. Сами потом караван построим, людей наберем. Твой дружок Голова придумает, как машины на пару да на нефти построить, фургоны стальные с шипами соберем, не хуже чем у Рустема, вот так.

— Ты со мной? Ты? В ящике стальном?! Ты чо, так нельзя, баб в дорогу не берут…

— Ой-ой, Славушка, никак ты на мне жениться собирался? Или передумал уже? — глянула так, словно плеткой по лицу стегнула.

— Не передумал, — задумался я еще сильнее. Чем дальше думал, тем страшнее становилось, что ли.

Оказалось, что она давно все разложила и посчитала. Придумала, где нам жить и как нам сбежать вместе, и не прислугой сбежать, а самим еще прислугу нанять. Только план ее, как сказать-то, уж больно лихой получался. Караванщиками всегда ходили маркитанты, чужих брали редко, только в прислугу. Приказчиками нас с Головой возьмут, но бабу точно высадят. Только у них машины на ходу, фургоны броневые, внутрях с печками, кухнями, постелями. А самое главное, ешкин медь, — только у них на фургонах тяжелые пулеметы, да ружья, да гранаты.

— Если мы, к примеру, на Факеле хотя бы пять таких фургонов построим, — вслух задумался я, — и ежели, к примеру, механики пять моторов сделают и ни один маркитантам не продадут… дык все равно караван не получится.

— Ой, ну почему, почему, почему?! — Иголка словно взбесилась.

— Куда мы поедем? Мы ж никого в Москве не знаем. А вдруг чудища какие? А вдруг могильщика встретим? Здесь мы хоть знаем, где они водятся… А если случайно на Садовый рубеж наскочим? Вон Рустем говорил — и не заметишь, как башка у тебя взорвется…

— Славушка, ты у меня самый умный и смелый. У тебя все получится, факельщик мой чумазый. Хотел же Голова с Кремлем торговать — вот и будете торговать. Первые в Капотне будем, кто в Кремль товар повезет.

Ну чо, права она была, как ни крути. Страшно, но отступать все равно некуда. Полялякали еще маленько, как нам лучше встретиться. Проводил я девчонку мою до калитки, вроде никто не подглядывал. Напоследок вспомнил:

— Иголка, как ты узнала, что меня обезьяны скрутили?

— Ой, это ж просто. У нас так многие умеют, но девки получше мужиков. Зверье надо слышать, любить зверье надо. Тогда они глазками поделятся, вот так. Хотя я сама удивилась, никогда меня прежде рукокрыл в себя не пускал.

— Рукокрыл? — Во мне словно чо-то булькнуло. — Большой, что ли?

— Ой, забыла его спросить, большой или маленький, — Иголка обняла меня напоследок, чмокнула в нос. — Ой, забыла тебе сказать. Слыхала, как папаня с мужиками шептался. Земляная эта желчь могильная — она вовсе для нео не отрава, вот так.

— Ви харашо сделали, чито никому не признались, — похвалил Хасан. — Даже Рустем, хо-хо, поверил, чито вы желч не нашли. А я сказал — нэ может такого бить, читобы Твердислав не нашел. Харашо. Но мине здесь холерный земля нэ нужен.

— Это как… не нужен? — У рыжего кость баранья во рту застряла. — Ты чего, зараза, такие шуточки решил шутить? Я чуть не помер из-за твоей земли!

— Почему шуточки? Опасно очень, сам знаешь, э? На Базар такое нэ надо носить. Тимур пойдет с вами, Ахмед пойдет с вами. Туда, гыде спрятали. Заберут, в надежный место отнесут. Отшельник пойдет с вами, я ему плачу. Оружие, гранаты отдаст, если желч на месте. Договор подтвердит.

— Ты нас обещал к Садовому рубежу отвести.

— Вы ко мне в приказчики хотели, да? Нанимаю вас. Ви Садовый рубеж смотреть хотели? Увидите. Может бить. Когда караван в ту сторону пойдет.

Голова раскрыл рот, но я его щипнул за ногу. Голова рот закрыл. Вот и правильно, ешкин медь, сам ведь просился в Москву, а теперь спорит! Но сам я никак не мог придумать, как бы половчее заговорить о доле в торговле. Хасан как всегда нас перехитрит, чертяка такой, не к ночи помянуть его.

— Когда пойдет караван?

— Каравана долго нэ будет. Ти сколько болел, Голова?

— Семнадцать дней он болел, — сказал я.

— Хасан, ты нам обещал, — уперся Голова. — Отшельник слышал, все тут превентивно слышали. Неверная у тебя дислокация.