Другая трудность состоит в том, что оба партнера не хотят или, напротив, дают себе разрешение быть тотальными в слиянии и разделении. Это создает спутанную, пасмурную энергию. Я живо узнаю это в себе. Во мне все еще просыпается чувство вины, когда я хочу побыть один. Это посылает моей подруге вибрацию, вызывающую замешательство, потому что она чувствует, что я не даю себе пространства, в котором нуждаюсь, и начинает недоумевать, чего же на самом деле я хочу. Она ощущает мое колебание и недостаток тотальности. С другой стороны, если я не признаю действительным это пространство одиночества и не позволяю ему быть, то наполняюсь тайной обидой и не присутствую, когда мы вместе, только создавая еще больше пасмурности. Танец не течет, если мы не решительны в обоих ситуациях – найти храбрость, чтобы быть одному, когда мы в этом нуждаемся, и храбрость глубоко делиться, когда мы вместе.

Другая область, в которой нам необходимы любовь и чувствительность, – то, как мы разделяемся, расставаясь. Нашему Ребенку больно, если другой резко или необъяснимо прерывает контакт. Для Ребенка это насильственно. Нам всем нужно пространство и время, чтобы быть в одиночестве, быть творческими, «перезарядиться», снова найти себя. Когда возникает такая потребность, мы должны это сделать. Но то, как мы это делаем, по-настоящему важно. Если мы можем оставаться чувствительными к другому, когда отступаем или удаляемся в свое пространство, то не разжигаем рану брошенности (или, по крайней мере, не до такой степени). Если отделяться изящно, и взаимодействие остается открытым, то менее вероятно, что в нас всплывет паника, хотя мы все равно остаемся соединенными.

В этом танце нужно постоянно осознавать, что рана разделения будет спровоцирована. Вхождение в близость – это приглашение открыться. Нет никакого вообразимого способа оградить себя от чувствования этих страхов, и найти способ было бы неправильно для нашего роста. Мы должны их пригласить. Если мы цепляемся за романтическое представление, что другой всегда и во всех ситуациях будет рядом с нами, то саботируем себя с самого начала. Как бы мы ни были чувствительны друг к другу, поведение возлюбленного спровоцирует гнев или горе, которые с детства живут в нас. И тогда нам хочется прийти в бешенство. Требуется работа, чтобы не потеряться в проекции и помнить, что ситуация только открывает рану, чтобы мы могли ее исцелить. А нам хочется наказать другого за провоцирование этой тревожности разделения.

Также помогает, если мы делимся с любимым человеком или другом, что и когда провоцирует в нас рану разделения. Пусть они знают нашу историю. Тогда, по крайней мере, есть на чем построить фундамент доверия. Когда рана уже спровоцирована, последнее, что нам хочется делать, это делиться этим.

Убить, причинить боль, отомстить – да! Делиться и быть открытым – никогда! Наш регрессировавший реактивно-требовательный Ребенок не очень хорошо умеет быть открытым, полным внутреннего пространства и уязвимым. Он любит действовать. Но, внося больше осознанности в танец разделения и слияния, мы можем выражать наши раны.

Если партнер в отношениях знает нашу историю брошенности и лишений, ему будет гораздо легче стать чувствительным к тому, как он ее провоцирует. Делиться друг с другом прошлым – один из способов стать ближе. Это верно и с близкими друзьями, не только в любовных отношениях. Может быть, нам не становится легче, когда мы чувствуем боль, но это очень помогает снова привести нас в сердце.

Самый большой вызов в этом танце – глубина наших ран и легкость, с которой они провоцируются. К тому же мы с детства привыкли к тому, чтобы нас предавали. Это хорошо иллюстрирует пара, с которой я недавно работал. Она – едва оправившаяся жертва инцеста с глубокими страхами и неуверенностью в собственной сексуальности. У него до нее в течение многих месяцев были сексуальные отношения с женщиной, которая случайно оказалась ее лучшей подругой. Этот роман закончился много лет назад, но он не рассказал ей об этом, потому что боялся ее реакции. Теперь они пытаются снова построить доверие. Она разрывается между чувством любви и прощения с одной стороны и бешенством и желанием отомстить – с другой. Он чувствует попеременно то чувство вины, то нетерпение.

Этот танец включает в себя постоянное выражение, даже если случай, провоцирующий наши обиды, кажется самым тривиальным. В длительных отношениях даже самыми незначительными поступками мы постоянно нажимаем друг другу на раны брошенности и неудовлетворенности. И тогда легко перестать принимать реальность своих чувств и чувств другого. «Ой, какая глупость. Тебе не нужно так себя чувствовать». Или: «Не могу понять, почему ты это чувствуешь. Ты делаешь из мухи слона». Если есть боль, она есть, и это еще одна возможность делиться и быть ближе друг к другу. Неважно, кажется раздражитель ничтожным или нет. Чувства никогда не тривиальны.

Несколько дней назад я случайно встретил знакомую, которая рассталась с партнером после пяти лет отношений. У него был роман с подростком, и он увлекся наркотиками. Она бичевала себя и чувствовала, что он ее бросил, потому что она слишком старая и слишком серьезная. Знакомо? Истина была в том, что он просто «проигрывал» свой ужас перед близостью. Он не хотел сталкиваться со своими страхами, фактически, даже не осознавал, что они у него есть. Для него отношения были все еще как-то связанными с тем, чтобы «быть в энергии». Если возникают проблемы, значит, пришло время двигаться дальше. Меня изумляет, что мы можем оставаться в отношениях так долго и все же не сталкиваться лицом к лицу с более глубокими ранами слияния и разделения. Я это знаю, потому что так было со мной. Я даже думал, что был в глубоких и близких отношениях!

Страхи близости могут быть очень глубокими и бессознательными. Мы создаем всевозможные способы их избегать. Наши предыдущие опыты вызывают в нас фобию к тому, чтобы позволить другому человеку к нам приблизиться. Когда это происходит, мы реагируем и пытаемся отстраниться. Резко, бездумно и часто мстительно. Вместо того, чтобы смотреть на свои прежние ошибки, мы в них теряемся. Как только мы создаем немного – или много – разделения, мы снова хотим близости. Приближаясь, отталкивая, нуждающийся Ребенок, бунтующий Ребенок выходит вперед и снова прячется. Но в процессе этого мы редко смотрим на то, что глубже. Мы можем никогда, на самом деле, не обратиться лицом к страху.

Чтобы разобраться в своих страхах поглощенности, мне необходимо было столкнуться с расщепленностью внутри между одной частью, которая жаждет глубоко открыться и глубоко позволить, и другой, которая против этого бунтует. Рядом с глубоким желанием слияния – ужас потерять себя. Я осознал, что для того, чтобы справиться с этой расщепленностью, я должен идти в глубь вопроса, вместо того чтобы убегать от него. Открыться также означает принять регрессию в маленького мальчика, который выходит при этом на поверхность, и подружиться с чувствами слабости и бессилия. Я думаю, большинство мужчин ужасает даже мысль открыться в таких чувствах женщине из страха быть отверженным или осужденным. Чтобы их принять, женщина должна быть очень зрелой. Мы все полны глубоких желаний, чтобы о нас по родительски и безусловно заботились, и нам нужно справиться с этими потребностями зависимости, идя в них не бездумно, но с осознанностью.