Пока Сашка разбирался с тем, что должен и чего не должен делать командор, бригада продолжала жить своей жизнью. Кеша с утра до вечера пропадал в городе, но клялся, что не у Кати сидит, а занимается какими-то важными делами. Юра уходил вместе с Кешей, но в центре не задерживался – довольно скоро возвращался, как правило, принося с собой что-нибудь съестное, прихваченное у одной из подруг. Павлик как привязанный ходил за Псом, по несчастью прочитавшим ему случайно сохранившуюся детскую книгу, и требовал почитать что-нибудь ещё. Пёс сначала отбивался, а потом нашёл сборник речей Главы и этим отбил у Павлика охоту слушать книжки. Читать сам мальчишка, естественно, не умел, да и букв не знал. Он оказался похож на Кешу стремлением стянуть то, что плохо лежит, и на Хныка – поскуливанием, если его разоблачали. Первые несколько ночей Павлик плохо спал, просыпался среди ночи от собственного крика, и приходилось его успокаивать. Потом всё наладилось. Домой Павлик не просился.

Неожиданной привилегией командора оказался бесплатный доступ к телефону в штабе и в баре штурмовиков. И Сашка позвонил Кате. Разговор по телефону не клеился – получалось ещё хуже, чем обычно. Но Сашка, выслушав Катины тоскливые вздохи, вновь пообещал явиться в свой день рождения и похвастался, что теперь командор. Катя не обрадовалась, а начала просить его уйти из штурмовиков, на чём беседа скомкалась окончательно. Положив трубку, Сашка подумал: Катя не уважает простых солдат, и это плохо. Неужели она такая же, как и все в центре? Зачем же тогда вешаться ему на шею? Он ведь штурмовик. Странный народ девушки.

Четвёртого числа Кеша вдруг вернулся раньше обычного и гордо сообщил Сашке:

– Всё, договорился! Покупаю мастерскую в центре. Ремонт аппаратуры. Выгодное дело: новую не производят, а люди и радио хотят, и магнитофоны. Мужик больше тысячи за неё требовал, но я цену сбил. И ещё там недалеко комнату можно снять задёшево.

– Поздравляю, – пробормотал Сашка, – так ты что, тоже от нас уходишь?

– Ухожу, – подтвердил Кеша, – я, Сань, после той боёвки чёртовой вообще больше автомат видеть не могу. И потом, Катя ведь не хочет, чтобы у неё муж был военный. А я на ней скоро женюсь.

– Ты уверен, что она согласится?

– Конечно. Сначала, может, поотпирается, а потом точно согласится. Тебе она не нужна, куда ей теперь? Опять же, отец у неё погиб, кто-то должен девушку обеспечивать. Они в такой ситуации быстро замуж выскакивают.

– Кеша, а тебе не рано жениться?

– Это тебе, Санёк, рано, а мне весной восемнадцать исполнится. Понял, малолетний?

– Понял, – сказал Сашка. – Только Катя за тебя не пойдёт. Спорю хоть на сто марок!

– У тебя таких денег нет, – отмахнулся Кеша. – А ты завтра чё делаешь?

– Вообще-то я Катьке прийти обещал, но, если ты её замуж звать собрался, не пойду.

– Да нет, сходи напоследок, у тебя вроде день рождения, – великодушно разрешил Кеша.

Кеша ушёл, а Сашка чувствовал: что-то не так. Хотя сам раньше хотел, чтобы Катя предпочла Кешу, всё равно выходило неправильно. А может, он боялся остаться в бригаде ещё и без Кеши. Всё-таки тот был другом, а женится – даже в гости звать не станет. Чтобы Катю не волновать. Сашка поставил на огонь чайник, лёг, укрылся одеялом и представил Катю в красивом платье с фатой, а Кешу – в гражданском костюме. «А потом у них родятся дети», – подумал Сашка, и стало совсем тоскливо.

В комнату зашёл Шиз, поставил свой чайник рядом с Сашкиным, достал немного сахарину.

– Наглый ты, Витька, – равнодушно заметил Сашка. – Припёрся к командору без приглашения.

Витька посмотрел на него задумчиво.

– Слушай, Шиз, а что такое любовь? – спросил Сашка, не особо ожидая ответа.

– Болезнь, – твёрдо заявил Витька. – И лекарство от неё – смерть. Ты, надеюсь, не влюбился?

– Не знаю, вот хотел у тебя спросить. Но думаю, что любовь – не то, что чувствую я.

– Не всякая мысль – правда, – заметил Шиз.

– Витька, а ты будущее не предсказываешь?

– Я не гляжу в будущее, мне хватает и настоящего. Будущее – это всегда смерть, а настоящее – жизнь. Если ты понимаешь, конечно.

– Ты всё время нудишь о смерти: тот умрёт, этот. Ну и повесился бы сам, кто тебе не даёт.

– Не время. И мне не время, и тебе не время. Следующими будем не мы, мы будем последними.

– Нет, Шиз, если кто и следующий, то это, наверное, я. Я жить не хочу, устал.

– Молись, проси Бога забрать тебя. – Шиз налил кипятка, бросил в чашку сахарин.

– Ты зря в него веришь, Витька, – сказал Сашка. – Я думаю, нет его.

– Господи, Боже, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие твое. К тебе взываю. Спаси, Господи, душу раба твоего Александра, – обратился Шиз к потолку. – Дай ему успокоения и подари забвение его разуму. Придай ему силы для веры и открой ему глаза, ибо он слеп. Направь его на путь истинный и огради от слабостей…

Сашка смотрел на Шиза и чувствовал, как по спине бегут мурашки.

– Спаси, Господи, нас, грешников, и помилуй, ибо не ведаем, что творим, – продолжил Шиз. Угольки в мангале тлели, и Сашке казалось, что это горит восковая свеча. Витька ещё что-то бубнил, но Сашка уже ничего не слышал, он как будто улетел из их облезлой комнаты. Ему было легко и спокойно, мысли куда-то пропали, и приятно кружилась голова…

– Понял, Ерхов? – громкий Витькин голос показался Сашке грубым и неуместным. – Вот так примерно и надо молиться, чтобы Бог тебя услышал. Смотри, у тебя чайник выкипает.

Сашка сдёрнул кипящий чайник с огня, перенёс на подоконник и повернулся к Шизу. Тот долил себе кипятка и продолжил пить, шмыгая носом. «Он ненормальный или нет?» – в который раз подумал Сашка, забираясь на свой топчан. Почему-то дико захотелось спать.

Проснулся Сашка среди ночи. Кеша с Павликом сладко посапывали в своих постелях. Ночной холод пока не успел вытеснить из комнаты тепло, и под одеялом было приятно. Сашка ещё немного поворочался и вдруг подумал: «Счастливый Кеша. Скоро женится». Он представил Кешу на заднем сиденье в автобусе, который, рыча и вибрируя, ехал по степной дороге. Рядом сидели Катя и сам Сашка, на коленях у него – Павлик в гимназической форме. Кеша был в нарядном костюме: великолепный сиреневый пиджак, чёрные блестящие брюки. На голове напялен танкистский шлем. Кеша глупо улыбался. Катя была в чёрном платье, голова покрыта белой фатой.

– Куда мы едем? – спросил Павлик.

– На ферму, – ответил Кеша. – Там отпразднуем. Я уже пригласил всех: Женьку, Макса, Юрика, Хныка, Волка.

– Волк не придёт, – объявил водитель автобуса, и Сашка узнал бесстрастный голос Витьки. – Спаси, Господи, душу рабы твоей Катерины, дай ей успокоение и подари забвение её разуму. Осталось десять.

Кеша плакал, вытирая слёзы шлемом. Кати не было рядом.