Пат Пахтор медленно сел в кровати. Спустил ноги на пол. Подошвы ощутили приятную прохладу. Приятную, потому что у Пата – так показалось – даже температура поднялась от почему-то возникшего беспокойства.

Как человек опытный, он понял: раз не можешь осилить – надо поддаться. Может быть, что-то и прояснеет в голове и можно будет найти нужное мгновение, чтобы в свою очередь одолеть противника.

Тем более что усилий для этого пока никаких не требовалось: в памяти воспоминания пошли через край, словно из переполненного стакана. Да нет, скорее уж – из ведра.

Так. Значит, пришли на место работы. Там – шкафчики, костюмы, инструктаж…

– …Ты, парень, не лови ворон. Слушай сюда и ни словечка не упускай из того, что я скажу, – иначе твоя работа сразу кончится и пойдешь куда-нибудь – камень ломать!

– Да что ты! – весьма правдоподобно удивился Пахтор. – Я очень внимательно слушаю.

– Это ко всем относится! – голос инструктора стал еще громче. – Сейчас с вами проведем коротенькую тренировку вхолостую. Запомните движения, которые каждому покажут, старайтесь, чтобы они побыстрее перешли в область автоматики. Потому что особенность предстоящей вам работы заключается вот в чем: ни один из вас не будет видеть, что и как делают остальные ваши партнеры. Вы будете находиться как бы во мраке. Хорошо, до самых мелочей, разглядите только ваше рабочее место, ваши чертежи и те детали, которые будут подаваться вам сверху или справа…

Тут, конечно, нашелся среди монтарей любопытный, который не удержался, чтобы не выскочить с вопросом:

– Зачем это? И как это у нас получится?

На что ему ответили:

– Любое проявление чрезмерного любопытства здесь строго наказывается. Я вас предупреждаю вторично; еще один вопрос – и начнутся крупные неприятности. Очень крупные. Внимание! Все подошли сюда, где я стою. Каждый помнит свой номер в бригаде? Отлично. Теперь: берем в правую руку наконечник шланга, который, между прочим, называется «тэ-канализатор», здесь (инструктор похлопал ладонью по цилиндру высотой метра в два и столько же в поперечнике) находите гнездо со своим номером, подсоединяете шланг, запираете поворотом вправо до упора. И ждете, пока вас отведут на рабочее место. Стоять спокойно, ни шагу в сторону, не то запутаетесь и сделаете себе плохо. Все усвоили? Без суеты – подходим… Находим… Включаем… Заперли. Номер первый – за мной, глядя под ноги…

Ага, теперь понятно, почему никак не вспоминалось, что же, собственно, они там монтировали: просто по той причине, что он и не видел этого. Как и было обещано, он (наверное, и все другие), оказавшись на указанном ему рабочем месте, уже через несколько минут – сразу после повторения ряда движений (это, должно быть, и называлось тренировкой), услышал, как троекратно прозвучал звонок, служивший сигналом к началу работ, и вдруг остался в совершенном одиночестве. Все остальное пространство вокруг него занял плотный туман, сквозь который увидеть нельзя было ничего, да и услышать – очень немногое. Звуки глохли, смешивались в монолитный шум, из которого только изредка выделялось звяканье металла – быть может, при неосторожном соединении деталей. Сам же Пат, приказав себе ничему не удивляться, ни на что не отвлекаться и не обращать внимания – если только это не будет обращением к нему самому, – прежде всего разглядел во всех подробностях врученный ему небольшой рабочий чертеж, сравнил его с тем, что видел перед собой, и удовлетворенно кивнул: все совпадало.

Негромко прозвучал гонг – и сверху, из тумана, показалось то, чего Пат и ожидал: блестящий стержень с резьбой на конце, заваренный в прозрачный пластик. Мгновение ушло, чтобы вспомнить инструкцию: вот здесь пластик вскрывается, но не снимается целиком, потому что дотрагиваться до стержня рукой, пусть и в гладко облегающей пальцы перчатке, строго запрещалось. Сверить номер на упаковке с цифрой, нанесенной на пол рядом с гнездом. Тут и там – единица. Проверь еще раз. Аккуратно, но без промедления, ввинти стержень, потом – какой же из ключей? Ага, восьмигранный – наложить на головку стержня, освободив ее от изоляции, и дослать до упора, глядя на индикатор усилия на рукоятке ключа: не доходя полделения до красной риски. Стоп. Гонг. Второй стержень пошел… Третий…

Чем дальше, тем, казалось ему, убыстрялся темп работы, каждый следующий этап был – по ощущениям – короче предыдущего, и конструкция под руками Пата вырастала на глазах, позже стало уже казаться, что она возникает сама собой, он же лишь сопровождает ее рост своими жестами, как бы пассами. Пат понимал, что это не так, но отделаться от странного ощущения не мог. Сейчас, сидя на кровати, Пат Пахтор только покачивал головой: да нет, никак не могло быть, чтобы за одну короткую смену они провернули такую чертову уйму работы. Во всяком случае, за свою он мог ручаться: сделано было раз в восемь, а то и во все десять больше, чем полагалось бы по общепринятым нормам. Сколько сделали другие, он сказать не мог, потому что не видел результата их трудов: даже когда неожиданно быстро прозвонили шабаш и все стали стекаться к подъемной площадке (по узкому проходу в тумане, который вдруг высветился перед каждым) и когда оказались наверху, в по-прежнему светлом зале, – внизу котлован остался как бы залитым туманом до самого верха, и что там теперь возникло, никто не мог бы сказать. Но, судя по виду сотоварищей, Пат мог бы поспорить на что угодно, утверждая, что и они выложились до последнего, и они удивляются и сделанной работе, и самим себе, эту работу сделавшим. Что-то тут озадачивало, казалось странным: как это хозяева ухитрились столько из них выжать? Но это не обижало, наоборот, хотелось гордиться собою.

Да, похоже, вспомнил все, что только можно было вспомнить. Сейчас, ночью вспомнил, сидя в одиночестве на кровати.

Вспомнил, но далеко не все понял. А вернее – ничего не понял.

Что же это они там такое устанавливали? И без всякого опыта столько успели сделать? Чудеса какие-то. Сколько ни думай – не поймешь.

Но почему-то кажется: где-то уже близко, совсем близко понимание и этого, и многого другого. Близко, а не ухватывается. Давай, брат, еще одно усилие, решающее – и…

Да только сон вдруг навалился – такой, что не одолеть. Спать, а то завтра как же работать?

Ну, наконец-то, слава тебе, господи!

Куда бежать?

Нет, план у Тона Чугара, конечно же, был. Однако на костях невыполненных планов стоит вся Вселенная – столько их накопилось. Очень возможно, что даже проекты самого Творца выполнились не совсем точно.

Впрочем, Тона проблемы Всевышнего сейчас интересовали менее всего. В первую очередь надо было решить свои.

План был достаточно прост, и потому можно было надеяться на его реализацию. Космодром Улара оказался до такой степени набит кораблями (чем было вызвано такое их скопление – сейчас Чугара ничуть не интересовало), что можно было всерьез рассчитывать на угон одного из них – то ли вместе с экипажем, то ли – в худшем случае – без людей. Тон не мог похвастаться богатым опытом судовождения в космосе, да и бедного опыта у него, правду говоря, не было. Он знал, однако, что на всяком корабле, большом или малом, неизбежно должна существовать – конечно же, она там есть! – стартовая автоматика и вся хитрость заключается лишь в том, чтобы ее включить и вовремя безопасно устроиться, чтобы не пострадать от перегрузки при разгоне. Исчезнуть с планеты, вот что, полагал он, было сейчас главным. Тон Чугар, разумеется, не переоценивал своих возможностей и прекрасно понимал, что проложить нужный курс к любому населенному миру – даже прямой, чтобы не понадобилось зависать в силовых узлах сопространства и там менять направление, – он не сможет, если даже никто не помешает. И поэтому на такое он не рассчитывал. Но очутиться вне Улара с его непроницаемой для связи полевой броней и звать, звать, звать, нахлестывая судовой передатчик, просить помощи у любого, кто отзовется, – это представлялось ему вполне достижимым. Какой могла бы стать эта помощь – казалось ему сейчас не столь уж важным: главное, чтобы она пришла. А о том, что первым подоспевшим вполне мог оказаться кто-то, принадлежащий к людям Улара или хотя бы работающий на них, – об этом удачливый беглец предпочитал просто не думать.