Фрёлик огляделся по сторонам, увидел дверь на кухню. Ее ярко освещало солнце. В его лучах пятна на полу отсвечивали сухим, матовым блеском. Он выдвинул деревянный стул из-под столика у окна и отнес его в гостиную.

– Давно ее не было дома… давно она не навещала вас… то есть до своей смерти? – спросил он, садясь.

– Она ни разу не приезжала домой.

Фрёлик молчал.

– Ну, теперь она умерла. Печально, конечно. Но для нее все так или иначе кончилось бы плохо. Она была патологической лгуньей и вот с такого возраста, – женщина чуть приподняла одутловатую руку от пола, – таскалась с парнями и взрослыми мужиками.

– Что вы имеете в виду, называя ее «патологической лгуньей»?

– Да то, что она такая и была. Врала обо всем и обо всех, и для нее ничего не было достаточно хорошо. И меня она стеснялась. Как-то, пару лет назад, она заехала ко мне, и я стала ее угощать. Вспомнила, что она всегда любила, когда была маленькая. Но она от всего воротила нос. С ней еще приезжала одна дамочка – вся расфуфыренная. Она тоже ничего не стала есть, а по дому ходила, вот так скрестив руки, как будто боялась чем-нибудь заразиться! Настоящая богачка из тех, что носятся в дорогих машинах и едят только деликатесы. В общем, я для Катрине была плохая. Уж очень она задирала нос. Думала, что сама из благородной семьи, хотя я сильно в этом сомневаюсь!

– Вы, кажется, ее удочерили?

– Да, мы ее удочерили.

Фрёлик ждал продолжения, но быстро понял, что продолжения не будет. Он думал, как сформулировать следующий вопрос. К его удивлению, хозяйка вдруг заговорила сама:

– Отца, моего мужа, Катрине любила. Они были неразлучны. И пока он был жив, с ней все было хорошо. А потом он умер от рака. Ей тогда было лет одиннадцать. Как раз вошла в переходный возраст… Ну а со мной она никогда не ладила.

Фрёлик кашлянул, но хозяйка не дала ему ничего сказать:

– Теперь-то они наконец будут вместе. Я поставлю ее урну в его могилу.

Фрёлик попытался понять, что таится в желтых глазах Беате, но не смог. После долгого молчания он как бы между прочим спросил:

– Почему вы ее удочерили?

– У меня не могло быть детей.

– Я хочу сказать… почему именно Катрине?

– Ее родная мать умерла. Больше мы о ней ничего не знали. А потом, через несколько лет, умер Фредрик. Прошло еще совсем немного времени, и она начала бегать за мужиками… Да, Катрине, видно, так и не смирилась с тем, что потеряла отца.

– От чего умерла биологическая мать Катрине?

– Никто не знает. Конечно, у девчонки разыгралась фантазия. Она прямо бредила своими предками. Чего она только о себе не воображала!

Фрёлик кивнул и опустил глаза. Он живо представил себе девочку, которая мечтает о недостижимом…

– Ей казалось, что ее родители погибли в авиакатастрофе или другой какой аварии… Она представляла, что ее настоящие предки жили в сказочном замке Сориа-Мориа!

Фрёлик вспомнил, как много лет назад его прикрепили к отделу опеки и он помогал забрать из неблагополучной семьи семилетнюю девочку. Сколько ей сейчас? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Ее мамаша вполне могла быть наркоманкой или умереть от рака, как мой муж… Нам ничего не сказали, да мы и знать не хотели. Мы не хотели ничего знать.

– Вам что-нибудь говорит имя Реймонд Скёу? – спросил Фрёлик. Его собеседница поморщилась. – Значит, имя для вас знакомое?

Она кивнула:

– Это из-за него начались все ее беды! Он гораздо старше. Бездельник; вечно тут ошивался. А потом переехал в Осло. Сейчас-то он куда-то сгинул, а раньше они долго жили вместе. Она переехала к нему, как только подросла.

– Сколько ей тогда было?

– Лет пятнадцать… или шестнадцать? Я поехала за ней и привезла назад. Он даже пытался на меня наброситься. «Берегись! – кричал. – Предупреждаю, у меня черный пояс по карате!» Подумать только! А я ему: «Тогда тащи свой черный пояс сюда, и я тебя им выпорю!»

Фрёлик вежливо улыбнулся.

Беате Браттеруд тоже улыбнулась:

– Да, сейчас-то, когда все давно прошло, даже смешно. А тогда мне было не до смеха. У Катрине все пошло наперекосяк. Ужас просто! Хорошо, конечно, что ей удалось вылечиться. Хотя и жаль, что она так задрала нос. Нечего было ей меня стыдиться – ни меня, ни своего дома. Мы давали ей все, что нужно, и боролись за нее. Да, боролись! Но можно сказать, что ей все давалось непросто.

Франк встал.

– Извините, я на пару минут. – Он достал из кармана куртки мобильный телефон, набрал номер Гунарстранны и, кивнув хозяйке, сидевшей напротив, отвернулся.

– Покороче, пожалуйста! – рявкнул Гунарстранна после трех гудков.

– Это я. – Франк был лаконичен.

– Выкладывай!

– Спасибо за вчерашнее, – сказал Фрёлик и быстро продолжил: – Я в доме Беате Браттеруд, как мы договорились. По ее словам, Реймонд Скёу тоже родом отсюда. Потом Катрине сбежала к нему в Осло. Судя по всему, именно он заставил ее заниматься проституцией.

– Так-так, – оживился Гунарстранна. – Продолжай!

– Пока все.

– Надо еще понять, какой во всем этом смысл, – ответил голос на том конце линии. – Кстати, наши доложили, что в квартире Скёу кто-то есть. Если ты сейчас же сядешь в машину, может быть, еще успеешь.

Фрёлик отключился и долго смотрел на мобильный в руке. Потом сунул его в карман.

– Вы сказали, что Катрине буквально бредила своими предками, – начал он, поворачиваясь к Беате Браттеруд. – Что вы имеете в виду?

– Что сказала.

Фрёлик молчал.

– Бывало, она ни о чем другом не говорила, только о них… Но так ничего и не выяснила.

– Что она для этого делала в практическом смысле?

– Откуда я знаю? Наверное, обращалась в Армию спасения. Социальные службы ничем не смогли ей помочь. Напрасно она туда писала; могла бы и меня спросить. Тетки, которые там работают, еще как-то терпят года два, а потом все, перегорают. Я не только о том, что они выбалтывают чужие секреты. О неблагополучных семьях, которые двадцать лет назад жили на пособие, можно было узнать в органах опеки. Я говорила ей, но все мои слова пролетали у нее мимо ушей. Короче говоря, ничего она так и не выяснила. – Беате Браттеруд выпрямила спину. – После того как мой муж умер, она прямо помешалась на своих настоящих предках. Они… Катрине и Фредрик… были очень близки. А меня она на дух не переносила. Я для нее всегда была плохая. – Беате с трудом встала, проковыляла к столу в углу, выдвинула ящик. Вернулась со шкатулкой, где лежали фотографии. – Вот! – Она тасовала их, как карты: какие-то откладывала, какие-то передавала Фрёлику. Тот рассматривал их с вежливым интересом. На снимках была изображена более молодая Беате с длинными кудрявыми волосами. Тогда она была стройнее, и на лице было меньше морщин. На одной фотографии она улыбалась: зубы были прямыми и загнутыми внутрь, как у рыбы. Фрёлик невольно задумался над тем, можно ли назвать ее хорошенькой.