— Передайте королю, что если он не отправит меня в поход, то я уйду в Алжир! — велел он.

Подумав и поохав, Франциск велел:

— Пусть, соединясь с моим флотом, Барбаросса завоюет мне Ниццу!

Спустя пару недель в Марсель пришли двадцать две галеры герцога Ангиенского. Затем оба флота взяли курс на Ниццу. Выйдя в море, Барбаросса первым делом отправил посыльное судно в Геную. Посланник алжирского властителя передал Андре Дориа, что Барбаросса не намерен наносить какой-либо вред городу и его торговле. Так Хайраддин прикрывал себя от возможных враждебных действий своего самого главного врага — Андре Дориа. Не известно, насколько удовлетворило знаменитого генуэзца послание пирата, но в море он, однако, так и не вывел ни одной из своих галер.

Точного содержания послания Барбароссы к Андре Дориа не знал никто. Как покажут последовавшие вскоре события, в письме было много такого, что было крайне нежелательно для чужих глаз. До сих пор не смолкают споры насчет этого таинственного письма, которое никто никогда не видел. Вполне возможно, что речь в нем шла не только и не столько о намерении Барбароссы не затрагивать интересов Генуи, а о куда более широком и долговременном тайном договоре между двумя выдающимися флотоводцами не мешать воевать один другому и, по возможности, лично не сталкиваться в боях. В ответ на соблюдение нейтралитета в отношении Генуи, Андре Дориа вполне мог дать такие же гарантии в отношении Алжира. Если Барбаросса поднял в своем послании вопрос о фактическом заключении двустороннего тайного мира, то Дориа, скорее всего, ответил на это полным согласием.

А вот как описывает новую мирную ничью уже биограф Барбароссы: «…Во время пребывания Барбароссы у Ниццы дали ему знать, что флот Дориа, на котором находился Савойский герцог и маркиз Гваста, были прибиты бурею в залив Виллафранше в графстве Ницком, что четыре галеры этого флота разбились о скалы, а прочие в весьма худом состоянии. Полин (агент французского короля. — В. Ш.) употреблял все возможное, чтоб убедить Барбароссу воспользоваться предоставляющимся случаем истребить флот Дориа, но был безуспешен. Барбаросса сказал ему, что он никогда не упустит случая приобрести славу, но что северо-восточные ветры не дозволяют предпринять предлагаемую ему экспедицию. Когда ветры и волнение на море утихли, он снялся с якоря, но не велел распускать всех парусов и грести медленно, опасаясь новой бури. Турецкие офицеры, зная, что этот человек был самый деятельный и нетерпеливый для своего времени, были удивлены его осторожностью и со смехом говорили так громко, чтобы он слышал: „Хайраддин и Дориа, оба корсара не хотят друг другу вредить. Хайраддин сегодня делает то, что Дориа сделал для него несколько лет назад при Ларте“ Барбаросса, тронутый этими словами, отвечал: „Молодые неопытные люди думают, что они знают более старого адмирала, который всю жизнь провел с оружием и в битвах!“»

Естественно, что к моменту прихода Хайраддина в залив Виллафранш там уже никого не было. С видимым облегчением Барбаросса повернул обратно к Ницце. Обложив вторично со всех сторон Ниццу и нисколько не боясь враждебных действий со стороны Дориа, Барбаросса предложил, по своему обычаю, жителям сдаться. Но те вежливо уведомили завоевателя, что скорее лягут мертвыми под развалинами своих домов, чем откроют городские ворота.

— Что ж, — рассудил правитель Алжира. — Будем штурмовать и резать!

Высадившиеся на берег турки и пираты были злы — им не разрешили грабить. Французы ж действовали столь вяло, что Барбаросса не удержался от колкости герцогу:

— Я знал, что ваша нация весьма нерешительна в войне, но таких сонных мух вижу впервые!

Едва же начался приступ, как оказалось, что у французов нет ни снарядов, ни пороха. Тут уж Рыжая Борода просто взбеленился.

— Кретины! — кричал он, размахивая руками. — Они набили свои отвислые животы вином и сушеными лягушками, но совершенно забыли, для чего они здесь! И теперь я должен, за здорово живешь, отдавать то, что закупал для себя в их же стране!

Собрав реисов, Барбаросса объявил им, что намерен снять осаду и вернуться в Марсель.

— Лучше не иметь союзников вообще, чем иметь ими французов! — этими словами закончил он свою гневную речь.

С огромным трудом герцогу Ангиенскому удалось все же уговорить Хайраддина продолжить осаду. Но когда спустя несколько дней пришло известие, что на выручку к городу приближается большая армия маркиза Гваста, сам же герцог Ангиенский, не поставив в известность Барбароссу, отдал приказ своим солдатом спешно грузиться на суда. Хайраддин, случайно узнав о нависшей опасности и видя в панике бегущих на галеры французов, был искренне возмущен вероломством союзников. Однако даже погрузка на суда была организована французами столь бестолково, что турки и здесь им утерли нос. Они с таким проворством погрузились на галеры, что еще успели немного помочь и своим нерадивым союзникам. Кроме этого, перед отплытием они успели еще напоследок и неплохо пограбить пригороды.

После вторичной неудачи под Ниццей флот Барбароссы отстаивался в порту Антиб. Там рыжебородого алжирца застало известие, что Андре Дориа наконец-то вышел в море, хотя целей этого выхода не знал никто. Реисы вопросительно поглядывали на своего начальника: как он прореагирует на это тревожное известие? Барбаросса молчал. Затем купеческое судно принесло еще одну новость: галеры Дориа прибиты бурей в залив Виллафраше и терпят там бедствие.

— Надо идти и добивать проклятого генуэзца! Лучшего случая у нас уже не будет! — в нетерпении советовали реисы.

Но Барбаросса молчал и по-прежнему не принимал ровным счетом ничего. Дни и ночи напролет он проводил, закрывшись в своем кормовом шатре, с молодой женой. Наконец, реисы, посовещавшись меж собой, послали к Хайраддину ходоков. Незваных посетителей Барбаросса встретил сурово:

— Я никогда еще не упускал случая приобрести новую славу султану, но сильные норд-остовые ветра не пускают меня в Виллафранше!

Реисы удалились.

— Повелитель велел ждать перемены погоды! — сообщили они своим сотоварищам.

Но вот утихли и столь якобы беспокоившие Барбароссу ветра, а он по-прежнему упорно не хотел сниматься с якоря. Теперь уже заволновались не только реисы, но и команды:

— Чего мы ждем! Богатство само идет нам в руки, а мы отворачиваемся от него!

Только тогда, когда в воздухе запахло бунтом, Хайраддин нехотя вывел свои галеры в море. Однако и тут он не торопился, велев не распускать всех парусов и грести вполсилы. Барбаросса явно не желал встречаться с Андре Дориа и делал все возможное, чтобы эта встреча не состоялась, а генуэзец имел возможность и время беспрепятственно уйти. На кормовых палубах негодовали:

— Всему виной эта молодая девка испанка!

— У нашего рыжебородого какой-то тайный сговор с Дориа! В Лартском заливе этот генуэзец сыграл на руку нам, теперь же мы должны прощать его промахи!

Однако Барбаросса, даже слыша такие крамольные и непочтительные речи, стоически молчал. А затем велел и вовсе прекратить движение флота. В залив Виллафранше он послал лишь своего давнего друга и любимца Селека с отрядом в двадцать пять галер. Естественно, что никакого столкновения между противниками не произошло. Андре Дориа, который к этому времени уже давно починился и привелся в порядок, несмотря на полное превосходство своих сил над отрядом Селека, едва завидев его, тут же снялся с якоря и удалился. Селек его преследовать и не пытался. Добычей турок стали лишь пушки с нескольких разбитых бурей испанских галер.