Среда, 21 июня

Желтый — это значит, что солнце будет палить немилосердно и, честно говоря, всем давным-давно пора в отпуск, а для тех, кто еще не зарылся в золотые пляжные пески по самую макушку, нет у меня слов утешения, какие, к чертям собачьим, слова утешения, когда нормальные человеческие люди валяются безмятежно на солнышке, а мы с вами все еще в городах пылимся, дураки.

Зато мы можем строить планы, раскатывать губу, наши губы — самые длинные в мире, так-то.

Желтый — это идти по улице неторопливо, щуриться на солнце, обдумывать план побега, то есть выбирать подходящий маршрут, мысленно пересчитывать злато, прикидывать — хватит ли? Всегда кажется, что не хватит, и всегда почему-то хватает, хоть и в обрез, конечно, на то и Страна Дураков, чтобы вытряхнуть из карманов все монетки, до единой, а нам не жалко, подумаешь.

А еще желтый — это оказаться ночью на перекрестке со сломанным светофором, мигает желтым, гад, что хочешь, то и делай, чего не хочешь — не делай, едь, иди или стой на месте пень пнем, только гляди по сторонам внимательно — сам, без подсказок, так-то. Иногда мне кажется, что эти вот мигающие желтым светофоры на ночных перекрестках — очень важная часть еще более важной правды про города, угадайте с трех раз почему.

А одуванчики уже почти отцвели.

Четверг, 22 июня

Зеленый, наконец-то зеленый, значит, где-нибудь неподалеку, во дворе или в парке, косили траву, от этого самого зеленого из ароматов одуреть можно (и нужно, наверное). А если не косили траву, значит, придется потрудиться, отыскать на рынке или в супермаркете кустик мяты или, скажем, мелиссы, кому что нравится, сорвать украдкой листок, растереть в руках и нюхать, потому что запахи — это не пустяки, а чудесные события, которые случаются с нами буквально по тысяче раз на дню, а мы не замечаем, глупые дураки.

Зеленый — это еще когда вам говорят свысока: «Молодо-зелено», а потом случайно выясняется, тот, кто говорил, младше вас года на полтора, несущественная, конечно, разница, но смешно же, правда.

А еще зеленый — это, конечно же, путешествие в Изумрудный город. То есть путешествие, которое было таким долгим, увлекательным и поучительным, что, честно говоря, неважно, изумруды или стекляшки украшают башни, и даже зеленые очки можно согласиться надеть, сильный великодушен, с удовольствием дает себя провести, понимает, что беспомощная чужая ложь нужна в первую очередь для его собственного удовольствия, и во вторую очередь — тоже, а третьей не бывать.

Пятница, 23 июня

Голубым было, есть и будет небо над нашими головами, никуда оно не денется, даже если пасмурный день, в разрыве между облаками промелькнет голубой лоскуток, предлог лишний раз посмотреть на небо, а нам того и надо, «лишнего» раза в таком деле быть не может, это, надеюсь, и без меня ясно.

А потом у вас, наверное, будет пятница-вечер, но сизо-голубые летние сумерки не пропьешь, я знаю, и это великое утешение.

Суббота, 24 июня

Синим пламенем горит все то, что не вышло, как хотелось, было загадано и не сбылось, шло само в руки, да мимо рта пролетело, синее пламя — последний оплот всякого отчаявшегося, реванш побежденного, бесценное достояние потерявшего все. Гори все синим пламенем, а нам море по колено, синее, конечно же, самое синее в мире, даже если называется Черным, или Красным, или какие там еще бывают моря.

Синим пламенем горит еще и газовая плита, можно водрузить на нее чайник, согреть воду, до семидесяти градусов, ни в коем случае не больше, потому что мы будем заваривать не чай, а мате. Если залить эту траву кипятком, она горчит, семьдесят градусов, говорю я вам, тогда мате становится сладким, никакого сахара не надо, семьдесят, и ни градусом больше, выкручивайтесь как хотите, отслеживайте, что ли, стадии кипения, семидесяти градусам, кажется, соответствует то смятенное состояние воды, которое древние китайцы называли «шум ветра в соснах», но в этом вопросе мне веры нет, могу ошибаться, ну и ладно, гори оно все синим пламенем, честно-то говоря.

«Синенькими» еще почему-то называют в городе Одессе баклажаны, не знаю, с какой стати. Шкурка у этого смехотворного с виду, но вкусного овоща вовсе не синяя, а темно-лиловая, то бишь фиолетовая, таким образом, можно элегантно покончить с делами субботы, перевести стрелки часов вперед — вот и воскресенье началось.

Воскресенье, 25 июня

Фазан, истинно говорю я вам, сидит в Лиловом городе, на крыше той самой Лиловой бани, которую с неофициальным дружеским визитом посетил однажды царевич Масуд, чтобы уснуть, увидеть сон, а потом проснуться в следующем сне и забираться, таким образом, все дальше и дальше, страшно подумать, насколько далеко, читайте арабские сказки, господа охотники, и у вас будут простые ответы на самые сложные вопросы бытия, вот как у меня, например.

Забавно, кстати, что любимая сказка моего детства, разбудившая во мне интерес к сновидениям, про Лиловый город, а любимый анекдот моей юности — про Фиолетовый город,[4]я его все время вспоминаю и пересказываю при всяком удобном случае, даже в книжки свои его как бы между делом вписываю, потому что, как принято восклицать в таких случаях, — да это же про меня, про меня!

Нет, ну действительно.

И если уж речь зашла о детстве, вот вам (нам) еще один фиолетовый факт: в школе мы писали фиолетовыми чернилами. Причем меня перевели туда из школы, где было положено писать синими. За синие чернила в новой школе ставили двойки; я не сомневаюсь, что в старой школе двойки ставили за фиолетовые чернила, просто у меня не было случая убедиться в этом на собственном опыте. Это изрядно озадачивало, заставляло всерьез заподозрить, что окружающие меня взрослые — все сплошь опасные психи, потому что это же кем надо быть, чтобы так заводиться из-за цвета чернил, когда даже мне понятно, никакой разницы.

Я, честно говоря, до сих пор так думаю. Жизнь среди других людей, желтым человеком в фиолетовом городе, — акт великого гражданского мужества, мало ли что никто этого не понимает и медалей не дают.

Понедельник, 26 июня

Тополиного пуха уже меньше, гораздо меньше, можно сказать, совсем нет его. Но горожане, я знаю, все равно найдут немало поводов для сетований на судьбу. Жара, неисправные кондиционеры, рвущий ноздри аромат чужих потных тел в городском транспорте, отсутствие горячей воды в некоторых избранных столичных кранах, а тут еще и солнцеворот позади, дни становятся короче, а ночи длинней, значит, можно уже предчувствовать (даже неприлично не предчувствовать) долгую-долгую лютую зиму, достаточно? Жалоб на личную жизнь и нескорый (или оставшийся позади) отпуск добавить по вкусу, перемешать, плакать.