Коллинз молчал.

— Между тем сорок минут назад сотрудник охраны обнаружил Стивена Престона в своем кабинете застреленным — точнее, застрелившимся — в голову.

— Что?

— На столе у него была записка. О предстоящем самоубийстве в ней речь, собственно, не шла; скорее это было длинное и запутанное письмо насчет коррумпированности американского жизненного уклада и необходимости его смести, с тем чтобы заменить системой, созданной Богом и преданной Его воле. Вот такая штука. Шесть страниц. Почерк, казалось бы, его, однако ФБР проводит на этот счет графологическую экспертизу. Сейчас его офис оцеплен; я же попросил генерального прокурора работать в контакте с ФБР, чтобы информация экспертов была непредвзятой, а все найденные в результате обыска и полученные от следствия материалы поступили ко мне.

— Бо… боже. — Вид у Коллинза был такой, что Брайерли подставил под вице-президента стул, на который тот буквально рухнул.

— Я… Я… не понимаю. У него же были записи, были доказательства…

— Билл, лиц, которые способны сфабриковать подобные, как ты говоришь, доказательства, можно по пальцам перечесть. Основная задача сейчас — определить, действовал ли Престон в одиночку или же тут часть какого-то более крупного сговора. Я еще посмотрю, придать ли этому огласку, но только тогда, когда будет окончательно ясно, что дело не пахнет дальнейшим укрывательством фактов или чьими-то схемами.

— Я… Господин президент, я даже не знаю, что сказать. Я…

Впервые за весь разговор президент улыбнулся.

— Билл, я недоволен тем, как ты поступил. Пострадали люди, обмануто доверие, между ДВБ и ОВН возникли трения, а ведь им необходимо работать в атмосфере сотрудничества. Буду откровенен: у меня теперь за тобой глаз да глаз. Тебя проверят на вшивость, как никого другого, и если найдут хоть что-нибудь, ты слышишь, хоть что-нибудь, что подтвердит какие-либо подозрения, то я опущу тебя в дыру и дерну за цепочку.

— Я считал… — истово начал Коллинз.

— Я уже понял. Как там в чьей-то пословице: доверяй, но проверяй?

— Но, Черч…

— Ты опять? Да если бы мистер Черч действительно был врагом, он бы от тебя мокрого места не оставил. Я не преувеличиваю. Вот так вот взял бы, — президент крепко щелкнул пальцами; звук такой, будто сломалась сухая ветка, — и все.

— Он же… «Ясновидец»…

— Ты думаешь, Билл, Черчу обо мне ничего не известно? Всего того, чего лично я предпочел бы не афишировать? Разумеется, ему известно. А пытался ли он хоть раз использовать это как рычаг давления? Нет. Ни разу. Что творилось при предыдущей администрации, я рассуждать не берусь. Были ли у него тогда какие-то секреты, пытался ли он их использовать — я об этом не знаю и знать не желаю. — Глаза президента смотрели пристально, улыбка сошла с лица. — Обладает Черч и эта его чертова компьютерная система такой уж серьезной властью? Может быть. И если я когда-нибудь — неважно когда — учую, что он эту силу употребил во зло, или выпустил ее из-под контроля, или использовал на что-то помимо бескорыстного служения стране, я на ДВБ даже и не гляну, а просто брошу на него и на все его объекты Национальную гвардию, ничуть не меньше.

Коллинз горестным медведем горбился на стуле.

— Но я знаю этого человека, Билл, — продолжал президент. — Знаю его очень хорошо и всей душой верю, что Черч с его группой едва ли не самое верное и правильно используемое оружие во всем нашем арсенале. Я редко встречал людей, которым бы настолько искренне доверял, как мистеру Черчу.

— Но как?! Вы даже его настоящего имени не знаете!

— Почему? — Улыбка возвратилась на лицо президента. — Знаю.

Через полчаса вице-президент Билл Коллинз, предусмотрительно задвинув звуконепроницаемое окошечко, набрал из своего лимузина нужный номер.

На звонок ответили с первого гудка.

— Ну как? — нетерпеливо выпалил Сандерленд.

— Он мне, зараза, чуть все яйца не оторвал.

— Чем дело кончилось?

— Заглотил. И крючок, и леску, и блесну.

Сандерленд выдохнул так, что казалось, сдувается целый дирижабль.

— Джей Пи, — помолчав, подал голос Коллинз. — Я не хочу знать, как ты там разыграл самоубийство. Понял? Чтобы вообще об этом речи в моем присутствии не было.

— И не будет. Ты здесь вообще не при делах.

— Я-то да, — согласился Коллинз. — А вот тебе за свою задницу придется остерегаться.

Сандерленд издевательски пукнул губами в трубку.

— Чтобы такого больше не было, Джей Пи. Зря мы вообще это затеяли.

— Теперь-то уж поздно плакаться. Да и пользы извлечь можно сам знаешь сколько.

— Уж тебе-то точно. В общем, я ничего не знаю.

Ответить Сандерленд не успел: Коллинз закрыл сотовый. Сцепив руки на коленях, виц напряженно задумался, а не ткнул ли он своими действиями палкой в тигра? Причем тигром, в его понимании, был вовсе не Сандерленд. И даже не президент.

Тигром был Черч.

«Дека».

Суббота, 28 августа, 21.46.

Остаток времени на Часах вымирания:

86 часов 14 минут (время местное).

— Мы нашли, где у них объект, — выложил Отто, заправляя салфетку из ирландского льна Сайрусу под подбородок.

— И где же?

— На Багамах. Оказывается, они купили себе остров, спесивые пройдохи. Акулий риф. Тридцать восемь акров. Грунт вулканический, но поверхность плоская. Весь такой цветущий, с несколькими строениями и лагуной, видимо специально углубленной для подхода небольших грузовых судов. В основе своей объект, мне кажется, встроен в скальную породу.

— Мои юные боги, — как всегда мечтательно улыбнулся Сайрус. — Как славно они учатся.

Отто, хмыкнув, поудобнее расположил тарелку на подносе патрона. — Оттуда рукой подать до Штатов, и можно прятать небольшие партии среди туристов и развлекательного реквизита. И в то же время это вне территориальных вод США.

— Вот почему мы не могли их вычислить. А я-то был уверен, что они обосновались в одной из Каролин, Северной или Южной. У них там собственность, оформленная на полдесятка подставных лиц. — Сайрус подождал, пока Отто подаст ему нож и вилку, повторно протерев их салфеткой. — Мм, теперь-то, зная всю картину, я вижу, что они элементарно заметали следы. Умно. Молодцы.

— И что вы теперь собираетесь делать?

— Теперь? Кушать. Что это у нас? Нет! — воскликнул он брюзгливо. — Неужели опять додо?

— Нет-нет, это эльзасский дог. Печенный на гриле, с луком и перцем.

— С каких это пор про меня можно сказать, что я собаку съел? А, Отто?

— Вы же сами просили, специально.