была маленькая, с крошечным окном, выходящим на что-то темное и не слишком понятное. Спертый воздух, запах нечистого белья и очень тусклый свет, пробивающийся сквозь мутное стекло. Глаза начали привыкать к полумраку, и я рассмотрела, что в комнате стоит небольшой, грубо сколоченный стол, возле которого и сидел конюх. А спал он, похоже, на непонятной деревянной штуке без ножек, больше всего напоминающей собой обыкновенные поддоны.

Поверх поддона был брошен тюфяк. Полосатый, старый и довольно грязный. Никаких простыней не наблюдалось, а из засаленной темно-синей подушки без наволочки в некоторых местах торчали соломинки. Одеяла я вообще не увидела. Зато прямо на тюфяке валялся тулуп. Похоже, им Густав и укрывался.

Еще из мебели в углу комнаты стоял довольно большой мешок, набитый чем-то мягким и слегка скособоченный. Думаю, это и был местный шкаф. Я поставила на столик миску с едой. Густав, потирая не слишком чистые руки, вытащил из голенища сапога ложку и басовито сказал:

-- Благодарствую, госпожа баронесса. Вы уж простите меня. Это, видать, к самым морозам у меня нога разболелась. Завсегда она так к перемене погоды.

Рольф сидел за столом, так еще и не начав есть. Я торопливо кинула себе в тарелку немного рассыпчатой каши, полила соусом и села рядом с ним.

-- Что, Олюшка? Сильно тебя этот разор пугает?

-- Нет, не пугает…

-- Я же вижу, что ты расстроена.

-- Да не расстроена я, Рольф. Я просто обдумываю, куда мы завтра Сусанну с дочерью приведем. Все-таки у святого отца дом хоть и простой, но обжитой и чистый.

Рольф ел кашу с подливкой с явным удовольствием. Сперва хватал жадно, как голодный ребенок. К середине миски немного успокоился и снова заговорил:

-- Очень вкусно! Я, признаться, и не думал, что ты так восхитительно готовишь. За такой обед, радость моя, я готов выполнить любое твое желание, – он улыбался и остатки доедал уже спокойнее, не торопясь и смакуя, тщательно соскребая остатки соуса с боков миски. За его предложение я уцепилась немедленно:

-- Любое желание?

-- Любое-любое! Что ты хочешь? Хочешь, можем тебе сережки купить или отрез ткани на платье… Выбирай сама.

-- Я хочу, чтобы сегодня вечером ты мне помог.

Рольф посмотрел на меня с удивлением и даже ненадолго отложил ложку:

-- В каком смысле: помог?

-- Рольф, я хочу, сколько возможно, сделать комнату Сусанны и ее дочки чистой и удобной.

Поскольку муж несколько оторопело молчал, не слишком понимая, что именно я от него добиваюсь, я торопливо пояснила:

-- Комнату надо помыть: мне нужна будет вода. Стены грязные. А до потолка я и вообще не достану. Ведь всё нужно хотя бы обмести метелкой. Ну и, наверное, найдется еще какая-то работа, сейчас я пока не знаю. Но потом…

Пауза была долгой. Муж смотрел на меня, и я не понимала, о чём именно он думает. Может быть, он считает, что это не сообразно с титулом барона? Может быть, я вообще его сейчас оскорбила?! Не представляю, как именно двигались его мысли, но вот его слова меня успокоили:

-- Чем больше я смотрю на тебя, Олюшка, тем больше понимаю, как мне повезло. Дело даже не в твоем приданом. Найти добрую и заботливую хозяйку в свой дом – большая удача.

-- Не обольщайся, Рольф. Хозяйка из меня так себе. Я никогда не вела свой дом и слабо понимаю, как управлять хозяйством.

-- Вот это как раз не важно. Хозяйством управлять можно научиться. А вот заботиться о своих людях, делать то, что заповедал нам Господь, многие не желают, – он взял меня за руку и, поцеловав ладошку, снова повторил: -- Мне очень повезло, моя золотая девочка.

После обеда я обошла все комнаты и выбрала для Сусанны и ее дочери самую большую и теплую. Рольф совершенно безропотно обметал в комнате потолок и стены огромной старой метлой, чудом сохранившейся и наполовину лысой, и жалобно причитал:

-- Ужас и позор! Лейтенант королевской армии бегает с метлой! – при этом он корчил забавные рожицы и стыдливо прикрывался рукой, якобы для того, чтобы никто его не узнал. Это было смешно, и я «пригрозила»:

-- Если господин лейтенант будет баловаться и не слушаться, получит тряпкой по… -- тут я смутилась и так и не произнесла слово «заднице».

В общем-то, сколько могли, комнату мы очистили. Я помыла окно, на котором вода замерзала почти сразу же, и с трудом оттерла потом эту наледь. В этой комнате тоже был деревянный настил, на котором лежало три чудовищно грязных тюфяка.

По моему требованию Рольф вынес их на улицу, вытряхнул грязную и слежавшуюся солому, а ткань вывернул и бросил на кухне до лучших времен. Ткани здесь очень дорогие, потому что все они ручной выделки. Постирать такой огромный мешок я, пожалуй, сама и не смогу. Да и не слишком уместно баронессе стирать белье. Об этом муж сказал мне прямо:

-- Ни в коем случае! Подожди немного, мы возьмем в замок прачку, и тогда отдавай в стирку все, что твоя душа пожелает.

-- Рольф, спать на голых досках они не смогут, значит, завтра, еще до того, как поедем за ними, нужно завернуть на рынок и купить новые тюфяки, подушки и одеяла. А чтобы все это добро не пачкалось, еще и постельное белье. Ну, хотя бы самое простое, пусть даже из небеленого льна.

Муж вздохнул, но спорить не стал.

Глава 40

С появлением в замке Сусанны работы, как ни странно, только добавилось.

Рольф почти с самого утра седлал коня и выезжал осматривать владения. Возвращался часто уже к сумеркам, продрогший и голодный. Плотно поужинав, садился за бумаги и карты. Карта города пестрела пометками. Он штриховал выгоревшие дома, ставил номер и в бумагах заносил примерно следующее:

12. Выгоревший сад между домами Ханстонов и Лонгов. Колодец требует чистки. У Лонгов сгорел ткацкий станок.

13. Выгорели три лавки на первом этаже дома Вигонов. Отремонтировать не смогли. Семья бедствует.

К сожалению, у нас с Сусанной не хватало сил и времени привести в порядок башню, где раньше жила семья барона. И приготовление пищи, и мытье посуды,