и если бы я мог взять свои слова обратно, я бы это сделал. — И все это время я избегал сравнивать тебя с твоим отцом…, — отвечает он.

Мы вовсе не собираемся возвращаться к тому, что было раньше. Сейчас мы движемся в противоположном направлении, и я чувствую себя беспомощной, чтобы остановить это.

— Мне жаль, — говорю я, как будто этого достаточно, чтобы исправить ущерб от цунами оскорблений.

— Все в порядке, — отвечает он со вздохом. — К твоему сведению… я не собираюсь трахаться со случайными незнакомцами. Я тут подумал… может, мне пора встречаться по-настоящему. Узнать кого-то получше и попытаться сделать так, чтобы это было надолго.

Почему я ненавижу эту идею еще больше?

— Тогда не трахайся с ним, — говорю я, глядя прямо в знакомые голубые радужки.

— Хорошо, — отвечает он, но это не убедительно.

— Я серьезно, Дрейк. Если ты хочешь иметь настоящие отношения, то не трахай его сразу. Посмотрим, сможешь ли ты вообще это сделать.

Он ничего не отвечает, и я ухожу, чувствуя себя мудаком после оскорблений в адрес лучшего друга, как будто это и вполовину не так плохо, как то, что он делает со мной — лжет мне. Потому что, что бы он ни говорил о том, что не будет спать с Гео, я знаю его слишком хорошо, и не верю ему ни на секунду.

Правило № 28: Если ты любишь кого-то, отпусти его. (Легче сказать, чем сделать.)

Изабель

Я понимаю, что что-то не так, когда мой муж входит в парадную дверь — один. Он хмурится и не произносит ни слова, поднимаясь по лестнице в нашу спальню.

Возвращение домой из этой поездки было похоже на самое настоящее испытание, которое мы не выдержали. Прошло чуть больше двадцати четырех часов, как мы вернулись назад, а мы уже разваливаемся на части. И я догадываюсь, почему.

Я поднимаюсь за Хантером по лестнице и вижу, что он снимает костюм в гардеробной, вешает пиджак на вешалку и сердито срывает галстук.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Ничего, — пробормотал он.

Я сглатываю нахлынувшие эмоции, услышав, как он расстроен. Он не произносит ни слова, срывая с себя рубашку, сворачивая ее в клубок и бросая в корзину для белья. Когда он начинает застегивать пуговицу на брюках, он наконец смотрит на меня, и я замечаю, как внутри него прорывается плотина.

— Я думал, что в конце концов он вернется. Я думал, что он просто возьмет время, но нет. Он уже в клубе. Он, наверное, уже голый с барменом, и я, честно говоря, не знаю, почему меня это волнует. Он хочет жить именно так. Это его дело. Мне просто жаль, что твои эмоции оказались вовлечены… и я сделал это. Я навлек на себя все это. Я не должен был просить тебя об этом…

Честно говоря, я боялась этого больше, чем ожидала, но у меня было предчувствие, что мы не сможем удержать его надолго. Я имею в виду, на что мы рассчитывали? Привлечь его в наш брак навсегда? Это несправедливо по отношению ко всем, и в первую очередь к нему.

И мой муж это знает, но я боюсь, что он втянул себя в это еще больше, чем я. И я почти умираю от того, что чувствую, когда Дрейка нет рядом. Знать, что кто-то еще получает его улыбку и прикосновения.

— Ты сказала ему о своих чувствах? — спрашиваю я.

Хантер замирает. — Что? Что я устал от того, что он — тридцатичетырехлетняя мужская шлюха? Вообще-то… да, вроде как говорил.

Я поморщилась. — Нет, Хантер. Я не это имела в виду.

Он поворачивается ко мне спиной, расстегивая брюки, вытаскивая ремень и вешая его на крючок. Проходит много времени, прежде чем он отвечает. — Что ты имеешь в виду, Изабель?

Теперь у меня действительно жжет горло. — Ты сказал Дрейку о своих чувствах к нему?

Он поворачивает голову в мою сторону. — Я знаю, о чем ты думаешь, Из, но все не так. Да, мы немного подурачились, но больше ничего не было. Мы просто друзья.

Я прикусываю губу, борясь с подступающими слезами. Я не могу говорить, но он продолжает за меня: — Кроме того, я не должен этого делать. Он должен знать… мы особенные. Я думал, что мы будем значить больше. Но он не смог продержаться и одного гребаного дня.

— Для чего, Хантер? Он был здесь всю свою взрослую жизнь. Ты приютил его, защитил, дал ему дом и семью. Черт, Хантер, ты отдал ему свою жену.

При этих словах у него раздуваются ноздри, и он быстро отводит взгляд. Но я возвращаю его внимание обратно. — Ты проклинаешь его за то, что он никогда не остепенится и будет распущенным, но ты держишь его в удушающем захвате, привязанным к тебе всю его жизнь. У него не было возможности расти.

Он сердито хмыкнул. — Что ты хочешь сказать? Я должен просто отпустить его?

— А какой у нас выбор?

Этот вопрос застыл в воздухе между нами, даже когда он выскочил из шкафа и пошел в душ. Какой у нас выбор? Никакого. Мы с Хантером выбрали друг друга, и все это время мы держали Дрейка на коротком поводке.

И хотя каникулы были веселыми, мы сделали худшее из возможного. Мы дали ему попробовать то, чего он не может иметь. На короткий миг он превратил третьего лишнего в центр внимания, и я знаю, что идея создания полноценных отношений между всеми нами тремя приходила в голову каждому, но пока эти двое не преодолеют то, что заставляет их оставаться на прежних позициях, этого никогда не произойдет. Хантер должен быть тем, кто первым заговорит об этом, а это самое маловероятное из всех возможных вариантов.

Уже за полночь я слышу, как открывается входная дверь. Хантер крепко спит рядом со мной, ворочаясь каждые несколько минут. Поэтому я легко встаю с кровати, не издавая ни звука. Спустившись по лестнице, я замечаю, что на кухне горит свет. На мне только трусы и одна из футболок Хантера, мы уже перестали быть скромниками.

Я наполовину ожидаю, что Дрейк снова будет пьян, как в прошлый раз, когда я застала его пробирающимся в дом слишком поздно, но на этот раз он не такой. Я вижу трезвость в его глазах в тот момент, когда наши взгляды встречаются. Он не просто трезв — он мрачен. И мне кажется,